Легендарный журналист, один из создателей, руководителей и ведущих революционной по своей сути телепрограммы «Взгляд». Политолог, создатель телекомпаний «ВиД». Автор телемостов «СССР – США», «Мир и молодёжь», «12-й этаж», «Донахью в Москве», документальных фильмов «Самолёт из Кабула», «Да здравствуют люди», «Ленинград – Сиэтл. Год спустя». Работал в горячих точках – Афганистане, Нагорном Карабахе, Северной Осетии, Ингушетии, Чечне, Югославии. Народный депутат РСФСР (1990–1993), член Совета Национальностей Верховного Совета РФ, член Комитета по правам человека, участник создания и работы фракции «Демократическая Россия», Московской депутатской группы (МДГ) и группы «Гласность». Кандидат политических наук. Лауреат высшей международной телевизионной премии «ЭММИ» (1987). В настоящее время – ведущий научный сотрудник Государственного института искусствознания. «В современной телевизионной тусовке говорят так: «Да, он сукин сын, но он НАШ сукин сын». Так вот, Владимир Мукусев – НЕ НАШ сукин сын! Потому что он вообще НЕ сукин сын» (Эдуард Сагалаев). – Владимир Викторович, первый вопрос – такой «военно-допросный», как в фильме «Свадьба в Малиновке»: «Откуда? Куда? Зачем?» – Приехать в Красноярск мне предложило руководство вашего замечательного Сибирского университета, но официально, по сообщениям СМИ, я здесь по приглашению губернатора Хлопонина. В конце концов, неважно, кто позвал. Сама идея замечательная: приглашать разных людей на мастер-классы к студентам. Ведь каждый из нас в журналистике не один десяток лет, а многие имеют педагогический опыт, как я. Мы говорим об одном и том же, начиная с истории страны, кончая положением сегодняшних СМИ, основываясь на собственном опыте, знаниях, мировоззрении. Причём я ещё и показываю свои материалы, в том числе «взглядовские». В итоге будущие журналисты, сравнивая то, что мы говорим и показываем, учатся своему делу, как говорил вождь, «настоящим образом». Я был бы счастлив теперь увидеть и услышать у себя в Петербурге, в Университете кино и телевидения, где я преподаю журналистику, преподавателей вашего университета. Такой обмен опытом был бы выгоден и полезен всем. – Вы полагаете, что журналист – это такая благородная и перманентно актуальная профессия? И какие-то особенные знания ей нужны, обновление, совершенствование… – Разве может быть по-другому? – Безусловно! Но современная журналистика столь неисправимо запятнала свой и без того мутноватый лик, что положительные примеры истинного профессионализма воспринимаются в ней лишь как исключение. Возможно, вы считаете по-другому. Но тогда в чём ваш оптимизм и профессиональная вера? – Никакого оптимизма нет. А что до веры – жаль, что не слышит вас мой большой друг и коллега Аня Политковская и ещё более двухсот журналистов, которые получили пулю или нож в сердце, только за то, что были журналистами. Именно журналистами, а не кем-то ещё… – Во времена «Взгляда» в вас видели не просто журналиста, но и борца за гласность. – Не соглашусь с тем, что я боролся за гласность. Никогда за неё я не боролся, а использовал возможность, данную мне резко поумневшей властью: наполнить реальным содержанием понятие «гласность», которую провозгласил не я, а сама власть. Кремлю в середине 80-х стало очевидным, что если стране не объяснить, что мы находимся на краю экономической и политической пропасти и что именно хочет реформировать власть, то страна взорвется. Вот почему сильная власть Горбачёва (а она была действительно сильной, хотя бы потому, что не допустила большой крови), ненавидя нас всеми фибрами своей коммунистической души, тем не менее приоткрыла дверь в ту сферу, которая называлась гласностью и демократизацией. И оказалось, что многие журналисты готовы подставить плечо такой власти. В том числе это сделали и мы – «взглядовцы». Жаль, что Ельцин переиграл Горбачёва. В итоге – страна развалилась, и мы вместе с ней. Кстати, сам Горбачёв никогда во «Взгляде» не был, считая, что наши взгляды на всё происходящее в стране не совпадают. И идеологическая цензура тогда была жесточайшей, и наша тогдашняя смелость объясняется в большей степени тем, что в Москве было много разных «властей» и на противоречиях между ними мы и играли. Нашим коллегам в провинции было куда тяжелее. Там власть оставалась монолитом. Коммунисты не просто ненавидели всё то, что пытались говорить местные журналисты, – они их давили. – А сейчас – есть у нас свобода слова или нет? Владимир Познер утверждает, что очень условная. Что есть «уголки», куда не смеет заглядывать никто. – Знаете, для меня Познер не является авторитетом. Во всяком случае, в области журналистики. В своё время он работал ведущим на телемостах с Америкой, которые я делал как автор и режиссёр. Так что цену Познеру я хорошо знаю. Сегодня человек на телевизионном экране и тележурналист – это две совершенно разные профессии. Я надеюсь, не надо это расшифровывать, поэтому давайте не будем вообще упоминать фамилию вышеназванного «эксперта».
продолжение на 3 стр. |