Завоевав Крым в 1920 году, большевики пообещали превратить его в «здравницу рабочих и крестьян». Но это была всего лишь PR-акция, о которой через несколько лет забыли. Полуостров стал полигоном для испытания большевистских популистских технологий в сфере отдыха – несмотря на послереволюционную нищету и разруху декреты о благоустройстве «всесоюзной здравницы» следовали один за другим. В ответ крымские функционеры засыпали Москву мажорными отчетами, мол, к открытию сезона готовы: в Ялте организовали 2400 койко-мест, в Евпатории – 1400, а в Феодосии – 1090. Но всё это было лишь «показухой»: первые курортные сезоны были провалены большевиками из-за нехватки не только мест, но и более простых вещей – еды и лекарств. Но большевики сохраняли «хорошую мину при плохой игре» и в разгар курортного сезона ставили новые невыполнимые задачи, вроде размещения тысяч детей на пустом месте. Всё это закончилось провалом, тем не менее «красные» технологии применяются и сейчас. По итогу первого летнего месяца стало ясно, что курортного бума в этом году в Крыму не будет. Вместо того чтобы решать инфраструктурные проблемы, руководство полуострова начинает обширную рекламную кампанию за «крымский бархатный сезон», в лучших совковых традициях переключая внимание публики с реальных недостатков курорта на его «светлое будущее». Борьба за цифры Как любили акцентировать советские историки, изданный в декабре 1920 году декрет Совнаркома «Об использовании Крыма для лечения трудящихся» стал «точкой отсчета развития крымских курортов в послеоктябрьское время». В декрете, в частности, говорилось: «Прекрасные дачи и особняки, которыми пользовались раньше крупные помещики и капиталисты, дворцы бывших царей и великих князей должны быть использованы под санатории и здравницы рабочих и крестьян».
Если бы авторы этого красивого, но абсолютно популистского декрета хотя бы раз посетили «прекрасные дачи и особняки», они бы знали, что более 50% подобных построек в Крыму – летнего типа. Как следствие, подсобные и хозяйственные помещения бывших частных домовладений в основной своей массе крайне сложно приспособить под санаторские столовые, кухни, прачечные – все они не отвечали даже самым элементарным требованиям, применяемым к объектам подобного типа. Тем более что после гражданской войны в Евпатории, к примеру, от многих дач-пансионатов и лечебных учреждений остались лишь остовы без окон, дверей, крыш и полов. Медицинское оборудование и мебель были расхищены, а собственно население города уменьшилось почти вдвое.
Несмотря на это, спустя месяц, в январе 1921-го, Совнарком обязал Народный комиссариат здравоохранения срочно открыть в Крыму здравницы на 5 тысяч мест, а к весне – на 25 тысяч. Такая задача ставилась в интересах агитпропа: власть хотела разрекламировать в газетах свою заботу о рабочих и крестьянах. Но когда 5 мая 1921 г. в Евпаторию прибыла первая группа отдыхающих (рабочие Севера), оказалось, что рапорты ничего не стоили: в городе из 1400 «отрапортованных» коек имелось всего 200. Курортников временно разместили в «приемнике №1», под который приспособили гостиницу «Дюльбер». И принялись форсировать показатели: 31 мая в городе уже имелось 265 коек, 6 июня – 1000. Это была типичная советская штурмовщина. О качестве «коек» и об условиях для отдыха говорить не приходится. Спустя всего десять дней, 16 июня, отрапортовали о наличии 1303 коек, но это было явной липой, потому что даже к концу сезона стольких коек в Евпатории не было. Лето город завершил с цифрой 1266 коек.
Возможно, дела шли бы лучше, если бы в разгар сезона, 27 июня, не поступило новое «ценное» указание – срочно развернуть в Евпатории тысячу коек для детей. Спору нет, организация детского отдыха – дело нужное и правильное. Но как, спрашивается, исполнить это распоряжение? Словом, лишь к концу сезона доложили в Москву, что детский санаторий подготовлен, только не на 1000 мест, а всего на 60. Но на самом деле и это оказалось блефом – реально санаторий так и не смог принять детей.
А ведь Крым стал популярным местом отдыха еще при императоре Николае II, и к 1917 г. на полуострове имелась развитая курортная индустрия: еще в 1886 г. в Евпатории открылась знаменитая Мойнакская грязелечебница, в 1905-м там же начала работу «Приморская санатория» – первое частное санаторное заведение в Российской империи. Крымские газеты и путеводители того времени пестрели рекламными объявлениями отелей, «кефирных заведений», гигиенических столовых, винных магазинов, аптек, услуг автомобилей «Мерседесъ», частных вилл и пляжей. Гостиница «Петербургская» в Евпатории предлагает «35 комфортабельно обставленных номеров» с ванной, телефоном и видом на море. К тому же здесь «первоклассный ресторан», а «провизия получается ежедневно из Одессы и Севастополя пароходами; повара из Москвы». Цена номера летом была от полутора рублей в сутки (45 руб. в месяц). На вилле «Кармен», стоящей прямо на набережной Евпатории, брали от 40 руб. в месяц. Для сравнения: отдых на хорошей даче под Киевом обошелся бы вдвое дешевле – 20-25 руб.
Летом 1916-го, в связи с закрытием европейских курортов, Евпатория приняла рекордное число отдыхающих – свыше 40 тыс. человек (больше, чем ее собственное население). «В это лето в Крыму был необычайный наплыв приезжих – писал в трилогии «Хождение по мукам» Алексей Толстой, снимавший в Евпатории в 1916 г. дачу с окнами на море и пляж. – Жарились и обгорали дочерна молодые женщины и голенастые юноши, священники, чиновники, почтенные и семейные люди». В тот последний дореволюционный летний сезон Евпатория стала вторым после Ялты курортом империи. Море на хозрасчёте Национализация частной курортной индустрии Крыма оказалась катастрофой: сезон 1921 г. был с треском провален. К тому же оказалось, что на полуострове дефицит медицинских кадров. А также нехватка продуктов. Трудовой паек жителя Евпатории в октябре 1921-го составлял: 340 г хлеба, 225 г сахара, 450 г соли и 4,5 кг овощей. К тому же работу пищеблоков срывало элементарное отсутствие топлива – нередко отдыхающие вместе с персоналом голодали. Выяснилось, что на полуострове огромные проблемы с медикаментами: заявки на них выполнялись с большим опозданием и в ограниченном количестве.
Но кремлевских мечтателей это особо не смутило. В целях успешной подготовки к следующему летнему сезону Совнарком предоставил Наркомздраву «право перевода на хозрасчет отдельных курортов общегосударственного значения» с одновременным «снятием переводимых на хозяйственный расчет… учреждений и предприятий со сметного финансирования и государственного снабжения».
На деле это означало, что той же Евпатории самой придется изыскивать средства на восстановление и оборудование лечебно-оздоровительных учреждений. По сути, курорт остался один на один со своими проблемами. Конечно, какое-то количество средств Наркомздрав предоставил в виде кредита, но это было лишь каплей в море. Денег не хватало даже на охрану пустых санаториев зимой. Это привело к тому, что в ноябре 1921-го – феврале 1922 гг. курортные учреждения подверглись разграблению. Оборудование, техника, кровати, столы, которые с таким трудом удалось собрать в минувшем сезоне, оказались расхищенными.
Ничего не оставалось, как сдавать курортную недвижимость вместе с земельными участками в аренду разным организациям и предприятиям. Например, санатории «Гелиос», «1-е Мая», «Шайтан» (ныне «Сакко и Ванцетти») – Наркомату путей сообщения, Мойнакскую грязелечебницу – Наркомату труда. Безусловно, эти и другие арендаторы оживили курортную жизнь полуострова. Однако их услуги отныне стали платными и дорогими – в стране начался НЭП. За месячный отдых в санатории «Таласса», переименованном в «им. Н. Семашко» (тогдашний нарком здравоохранения), надо было заплатить от 162 до 300 руб., в детском санатории – от 126 до 240 руб. Приезжавшие «дикарем» снимали комнаты за 40-100 руб. в месяц, визит к врачу стоил 5 руб., вызов врача на дом – 10, курс инъекций 15 и т. д.
Уплатить такие деньги могли только большие партийные или правительственные «шишки» либо «новые советские» – нэпманы. Обычные трудящиеся, средняя зарплата которых составляла 50-70 руб. в месяц, рассчитывали только на так называемые «госплановские койки»: каждый хозрасчетный санаторий обязан был выделять несколько бесплатных мест, путевки на которые распределяли профсоюзы. Так что широко разрекламированные «санатории и здравницы рабочих и крестьян» на деле оказались мифом. Второй «первый» Самым лакомым объектом пропаганды стал Ливадийский дворец, являвшийся до 1917 г. летней резиденцией трех русских царей. В конце 1924-го его вместе с лесом и парком передали курортному фонду. А летом следующего года состоялось открытие «первого в мире крестьянского санатория», о чем раструбили все советские газеты. На самом деле первым был крестьянский санаторий «Ударник» в Евпатории. Но поскольку сезон 1921 г. провалился, о чем пропаганда не хотела вспоминать, вторым «первым» назначили Ливадийский дворец. На арке дворцовых ворот сбили надпись «Имение Его императорского величества» и поместили другую – «Крестьянский курорт Ливадия».
Первая группа отдыхающих состояла из 220 человек. Они не только лечились и отдыхали: им читали лекции на научные и политические темы, по сельскому хозяйству и агрономии, для них были организованы курсы ликвидации неграмотности. Не случайно тогдашние газеты называли Ливадию «крестьянским университетом».
Длилось это, впрочем, всего шесть лет. К 1931-му пропагандистский эффект полностью исчерпался. Кроме того, партия начала коллективизацию – насильственное объединение крестьян в колхозы. Поэтому отвлекать аграриев от более насущных проблем не имело смысла. Крестьянский санаторий преобразовали в климатический лечебный комбинат, путевки в который давали уже не труженикам полей и ферм, а представителям номенклатуры. Например, среди отдыхающих начала 1930-х оказался начавший путь наверх драматург Александр Корнейчук. Ну а после Ялтинской конференции с участием глав трех великих держав – Сталина, Рузвельта и Черчилля – Ливадийский дворец надолго стал правительственной резиденцией. «Рабочие и крестьяне» там появлялись разве что в качестве обслуживающего персонала.
Ливадийский дворец большевики превратили в «Крестьянский курорт Ливадия». |
