«Я знаю, что нравлюсь я далеко не всем. Некоторым даже не нравится моя одежда, скажем, мои пиджаки, о чем они говорят прямо в прямом эфире. Это, видимо, их сильно занимает или не о чем говорить. Как говорится, de gustibus non est disputandum. Хотя, может
Владимир ПОЗНЕР, телеведущий.
Михаил ШЕЙНКМАН:
«Моя идеологическая линия – моя профессия»
«Конкурент» беседует с заслуженным врачом РФ, кандидатом медицинских наук.
С первых секунд, с первого взгляда этот человек меня обаял. Что-то в нём очень такое «чеховское» – просто доктор из рассказов великого писателя. Столь же умён, проницателен и, что единственное к сожалению в моей ситуации, немногословен. И при этом напомнил мне своей манерой говорить, своей интеллигентностью моего любимого, ушедшего несколько лет назад дедушку. Вот в этой обстановке уюта и комфорта провела за общением почти час. У такого врача пациентам должно быть хорошо, очевидно.
– Михаил Вульфович! Говорят, что «мы – это то, что мы едим». Но за это отвечает не только диетолог. А у процесса потребления пищи есть масса других органов, отвечающих за нашу еду. В первую очередь кишечник. Знаю, что болезни, связанные с ним, усилились в последнее время. Почему много болезней, связанных с колопроктологией? – Проктология была актуальна всегда. Просто как самостоятельная специальность проктология появилась в нашей стране довольно поздно, в отличие от всего остального мира. Заболевания, естественно, были, но занимались этими проблемами хирурги и терапевты-гастроэнтерологи. А обособили проктологию только в 1988-м году. В настоящее время называется она колопроктология. В таком названии подчёркивается, что рассматриваются заболевания не только прямой, но и толстой кишки. Врачи получили соответствующие сертификаты. В стране появились наконец-то проктологические, а точнее, колопроктологические отделения. И то не сразу – сначала были выделены только так называемые «проктологические койки» в хирургических стационарах. Кстати, Киров в своё время был одним из десяти городов в Советском Союзе, где впервые эти койки появились – их открыли в городской больнице №5 в Коминтерне. Потом это стало высокоспециализированным отделением, пользующимся большим спросом жителей города и области. – Такое «широкое» лечение всех заболеваний, наверное, не шло больным на пользу? Без отсутствия узкой специализации… – Конечно. Это же весьма специфические заболевания. Есть же поговорка – ни себе посмотреть, ни людям показать! Больные относятся стеснительно, я бы сказал даже, сверхстеснительно. А врачи – общие хирурги – не испытывают большого удовольствия от лечения этих заболеваний, и порой не скрывают этого. Разумеется, больные чувствуют такое отношение. Так что ситуация до выделения проктологии в отдельную специальность была, прямо скажем, не ахти. И вообще, стеснительность – это бич в данных заболеваниях. Человек не идёт к доктору вовремя. А потом, когда ситуация значительно ухудшается, гораздо сложней что-то поправить и помочь больному. – Всё же отчего приключаются все эти неприятности, мягко говоря, с нашим организмом? Питаемся неправильно? Образ жизни неподвижный? Гиподинамия? – Я не могу вам так сказать «в общем», всё очень индивидуально. Все эти факторы влияют. Хочется дать как минимум один совет – не нужно воспринимать поход в туалет как в библиотеку. Это чудовищно вредно – сидеть там часами с книгой! А если что-то начинает беспокоить со стороны кишечника, необходимо своевременно обратиться к врачу-колопроктологу. – Врач – самая, пожалуй, династийная профессия. Как у вас с врачебной династией? – Да, это, наверное, про меня. Моя мама была врач. До войны она была детский врач – педиатр. Во время войны, как и многие, почти все врачи любых специальностей, она стала хирургом. Она работала в Кирове – тут во время войны было очень много эвакогоспиталей. Я, будучи ребёнком, ходил к маме в госпиталь – видел раненых, уставших врачей, медсестёр. – Какие остались яркие детские воспоминания? – Детство – это всегда детство, яркие краски... Хотя оно было, конечно, прямо скажем, далеко не шикарное. Была у нас во дворе тимуровская команда – воображали себя бойцами Красной армии, разведчиками, ползали по подъездам и подвалам, был свой штаб! (Улыбается.) – А друзья детства остались в Кирове? Ведь сколько лет-то прошло! – Мы собирались на годовщину – 50 лет с окончания десятого класса, – это было в 2005-м году. Здесь сейчас из нашего класса остались буквально два человека. Знаете наверняка известного нашего телеведущего, журналиста, который ведёт программу «Земляки»? С ним вот, бывает, видимся иногда – он учился на класс меня старше. Но когда мы собираемся – ребята из нашего выпуска – Феликс тоже приходит всегда с нами пообщаться. – Вы закончили когда-то мединститут в Куйбышеве. Что заставило вас вернуться в Киров? Почему не остались там? – Ну, как почему? Тут же оставалась мама – она меня растила в такие трудные военные годы! Ждала, что я отучусь и приеду к ней. – Скажите, а раньше в институтах было так же, как и сейчас, – сначала была некая общая медицинская подготовка, а потом на последних курсах более узкая специализация? Когда вы определились – каким врачом стать? – В наши годы, когда я учился, никакой специализации в вузе просто не было. Да, кстати, в то время из Куйбышевского мединститута каждый год распределялось в Киров человек тридцать. Здесь очень много было куйбышевских врачей. Так вот, лицезрел я сцену, и была она весьма распространена в то время. Сидит только что окончивший институт выпускник в отделе кадров. И его спрашивают, в какое отделение он пойдёт работать, на что он отвечает: «Я могу «лором», могу окулистом, могу терапевтом…» В дипломе написано было: врач-лечебник. И всё. И никакой специализации. – А то, что сейчас вновь создают институт врачей общей практики? Та же порочная схема? – Врачи общей практики есть, но они уровня соответствующего… Не очень высокого, так скажем. Где-нибудь в отдалённой больнице маленькой, где нет специалистов всех направлений, такой врач необходим. Этот единственный врач более или менее ориентирован во всех вопросах. И уже может направить дальше, так сказать, по инстанциям. (Улыбается.) Ну и, конечно, врач общей практики должен оказать первую помощь по всем медицинским вопросам. – Так когда же всё-таки вы лично для себя определились со специализацией, если, как вы говорите, подобного раньше не было? – Я для себя определился с хирургией на третьем курсе. На первых двух курсах мы вообще изучали теоретические специальности – физиологию, анатомию, биохимию, а с третьего по шестой курс уже преподавались узкие специальности: хирургия, терапия и так далее. Вот с третьего курса по шестой я дежурил по экстренной хирургии на кафедре общей хирургии. Меня знали все санитарки, врачи, медсёстры… К концу учёбы я уже самостоятельно с ассистенцией хирурга прооперировал довольно много больных с аппендицитом. И, приехав сюда, знал твёрдо, кем я буду работать. Кстати, интернатура появилась у нас всего-то лет 15 – 20 назад. – Вы продолжили врачебную династию? Есть ещё медики в вашей семье? – Супругу я привёз с собой из Куйбышева, она тоже врач. Там мы познакомились, будучи студентами, там и поженились. Она у меня окулист. Дочка тоже пошла по нашим стопам – она терапевт. Дети (у меня их двое, ещё старший сын) живут не в России – в США. – А как принимают наших врачей на Западе? Говорят, что наши медики очень востребованы, – только в России можно без надлежащих материалов, хорошей медицинской техники совершать врачебные чудеса! – Я особенно этим вопросом не занимался. Но могу сказать сразу – наши дипломы там недействительны! Надо обязательно подтверждать там квалификацию. И в совершенстве знать язык. Это безусловно. Ну, а если всё это будет соблюдено – пожалуйста! Работай! – Ну, а дочь-то что говорит? Разница какая между медициной здесь и там? – Дочка ничего не говорит, так как она плохо знает медицину в России. Она закончила Кировскую медицинскую академию, учёба, как у всех, воспринималась через призму студенческого восприятия. А подтверждала свой диплом и работать начала в Америке. Ну а я совершенно не знаком с их медицинскими подходами. – То есть когда вы ездите за океан, ваша цель – увидеться с детьми и понянчиться с внуками, а не обсуждать медицинские вопросы… – Разумеется! (Улыбается.) – Расскажите про случай в самолёте, когда вы смогли оказать помощь иностранному гражданину при перелёте в Штаты! – Вы и об этом знаете! (Улыбается.) Да ничего там особенного не было! Увидел, что происходит какое-то волнение, суета, сбежались все стюардессы. Женщина потеряла сознание. Просто помог немножко. Никаких подвигов с моей стороны тут абсолютно не было! (Смеётся.) – Как-то вас отблагодарили? – Да, мне принесли благодарность, но воспользоваться ею я не сумел. – Как это так? – Случай этот произошёл летом. А осенью, в ноябре, пришло благодарственное письмо, что авиакомпания весьма признательна и предоставляет мне возможность до конца года слетать туда и обратно бесплатно. Но у меня не было такой возможности. Так что благодарность прошла мимо. (Смеётся.) – Россияне лучше всего знают, как надо учить и лечить. Самолечение – бич! Как с этим бороться? Можете что-то посоветовать? – Да что я могу посоветовать – только очевидные вещи! Чтобы своевременно обращались за медицинской помощью! По любому поводу! Ну, кроме разве только тех случаев, когда чихнул разок, – тогда, конечно, можно обойтись и без доктора. (Улыбается.) А самолечением вы нанесёте только вред. – Одно время было страшно модно снимать кино и сериалы про милицию – как горячие пирожки пеклись сериалы. И вот – новое веяние: сериалы про медиков. «Интерны»… И вот новый сняли сериал – «Склифосовский»… Вы смотрели? – Я «повёлся» на рекламу – прежде чем начать показывать, чуть ли не месяц крутились ролики. Я подумал: Склифосовский – это хирургия, это институт скорой помощи… Это надо будет обязательно посмотреть. Но, к счастью, в тот день, когда показывали первую серию, предваряя её, было ток-шоу Михаила Зеленского, где присутствовала вся труппа, задействованная в этом фильме. Я посмотрел только их беседу, и понял, что это такая ерунда! Там хирург какой-то неадекватно бравый… Кадры показывают, у хирурга на операции руки в крови сплошь почти по локоть! Ну что за чушь! Да и вообще масса нестыковок и глупостей. Нереально всё. И я смотреть этот сериал просто не стал. – Подобное низкопробное второсортное кино наносит вред репутации медиков? – Люди, которые уже пожили, делают выводы на основании своего жизненного опыта и опыта своих близких. А молодёжь, которая, слава Богу, пока не обращалась за медпомощью, может, и верит… – Но профессия врача популярности не теряет, и конкурс в медакадемию не уменьшается. – Да, в медвузы конкурс маленьким никогда не был. К сожалению, сейчас такое время, когда материальное значительно превышает по значимости духовное. Деньги застилают глаза всем. Молодёжи особенно. И в медицине тоже стало нехорошо. Потому что кругом деньги на первом месте. Далеко не все клиники, я имею в виду частные клиники, могут считаться достаточно надёжными и беспокоятся за свою репутацию так, как наш медцентр. Непростое время. И тема недобросовестности непростая. Это отдельно можно говорить не один час. Это вообще проблема даже не столько медицины, а общества. – Вы любите, знаю, Волгу. Не раз путешествовали по ней. Расскажите! – Любовь к Волге началась ещё с мединститута. Куйбышев на этой великой реке стоит, Жигулёвские горы, там знаменитая Куйбышевская ГЭС. Жена оттуда – из Самары, там прошло её детство, там могилы её родителей. Мы стараемся раз в несколько лет проплыть по Волге на теплоходе, любуемся красотами, гуляем по городам, в которых останавливаемся. Все волжские города имеют что-то общее! Жена получает возможность вдохнуть воздух родных мест, навестить ушедших близких. – А любовь к реке не сопровождается любовью, например, к рыбалке? – Ой, нет! Я ни рыболов, ни охотник… Марки тоже не собираю. (Смеётся.) Вообще хобби у меня нет. – Ну, хоть какое-то время на отдохновение есть? Чем-то же оно занято? – Отдохновение? (Смеётся.) Ну, пожалуй, тогда это дача. Старый деревенский домишко. Мы купили его тридцать лет назад. И старики, которые жили тогда в этой деревеньке, рассказывали нам, что дом этот уже стоял, когда они были ещё детьми. Вот как строили тогда – на века! Дому точно больше ста лет. Мы его периодически ремонтируем немножко, что-то достраиваем. Сажаем картошку, кусты, овощи… В удовольствие. Да и дисциплинирует. Знаешь, что в выходные – дача. Какой-то уклад и распорядок получается. (Улыбается.) Да и воздух там чудесный! Заряд кислорода на всю неделю! – Вы с женой оба медики. Бывает вечерами какая-то бурная профессиональная полемика? Споры о диагнозах, назначениях новых чиновников от медицины, несогласие в позициях на профессиональные вопросы? – Не такая уж и бурная – до рукоприкладства не доходит! (Смеётся.) Но, конечно, переживаем. И обсуждаем. И какая-то неразбериха, происходящая в организации здравоохранения, и вообще весь развал, происходящий в медицине, в том числе на государственном уровне. Вообще – больной вопрос! – Есть у вас к политике интерес? Не следуете совету профессора Преображенского – не читать перед обедом советских газет? – Ну, почему… Интересуюсь, и газеты читаю. Но если вы меня спросите, за какую я партию, я вам скажу, что ни за какую. В эти дела мне не хочется вмешиваться. Моя главная идеологическая линия – моя профессия. Мне нравится лечить людей. Я занимаюсь этим всю свою жизнь.
