«Конкурент» беседует с известным красноярским архитектором. – Сергей Викторович, вы проектируете какие-то определенные типы зданий или являетесь специалистом широкого профиля?
– Наша компания разрабатывает проекты жилых зданий и комплексов, а также административных, общественных сооружений, торговых центров. Мы очень мало занимаемся промышленными объектами и ориентируемся именно на общественные и жилые здания. Коллектив здесь очень хороший и дружный – за время нашей работы было выполнено порядка трёхсот проектов, по которым построено громадное количество зданий в Красноярске. Причем сейчас по этим зданиям можно проследить, как развивалась история строительного дела в городе. Ведь архитектуру можно назвать зеркалом общества, поскольку сюда вкладываются гигантские капиталы и ресурсы, применяются новейшие технологии. И наш стиль тоже меняется в зависимости от развития города и края.
– Откуда приехал в Красноярск человек, который сейчас оказывает непосредственное влияние на общий вид города?
– Я родился в глухой таежной деревушке Шеломки Дзержинского района. Очень хорошая была деревня – крепкая, веселая. А сейчас, видимо, все сёла немножко скукожились, но тогда это был действительно очень яркий центр района. Помнится, даже в нашей глухой сибирской деревне на сцене местного клуба ставили «Сильву», спектакли по произведениям Гоголя, Чехова. Всё это своими силами делали простые колхозники, сельские жители. Постоянно проводились шахматные турниры, волейбольные... Поэтому в 70-е годы деревня жила очень интересно. Туда даже самолеты летали из Красноярска. Потом я немножко вырос, переехал в город и поступил в Политехнический институт, где и учился на архитектора. Не думаю, что это решение было чем-то предвосхищено. У меня не было даже никакой особой подготовки, но в итоге я окончил институт с красным дипломом. Потом лет десять работал в институте «Красноярскгражданпроект», а во время перестройки пустился во все тяжкие и начал работать самостоятельно.
– Каким вы увидели Красноярск, когда сюда приехали?
– Я увидел его гигантским и страшным городом, ведь до этого вся жизнь прошла в деревне. Первые дни я просто блудил по улицам, так как не мог сориентироваться среди домов. Не было видно даже горизонта или леса… Но это достаточно смутные воспоминания. Зато я хорошо помню, каким был Красноярск в то время, когда я заканчивал институт. Здесь практически не было зданий, построенных по так называемым индивидуальным проектам. Было несколько мощных центров – Предмостная площадь, Стрелка, но жилая масса принципиально строилась по типовым проектам. И появление даже самых примитивных изменений фасада или конструкции здания считалось революцией и суперноваторством. Сейчас такие определения применительно к этим объектам кажутся просто смешными. Всё очень быстро меняется и становится с ног на голову. Наверняка через несколько лет стоимость земли здесь будет настолько большой, что начнут сносить пятиэтажные дома. Кому-то это покажется дикостью, но ведь десять лет назад никто не помышлял о том, что начнут убирать деревянные бараки и строить на их месте высотные дома. Кроме того, хрущёвки изначально строились как временные дома. Тогда строители рассчитывали, что они простоят лет тридцать, а потом наступит коммунизм, и будет что-то другое.
– А каким вы представляете себе Красноярск будущего?
– На пятом курсе я сделал дипломный проект, который назывался «Реконструкция центра города Красноярска». Там я с товарищами предполагал, что общество станет достаточно богатым, дома будут меняться и весь центр города очень ровненько будет застроен четырех- и пятиэтажными домами (как в Вашингтоне, где нельзя строить здания выше Белого дома). И выделяться, соответственно, будут только особые градостроительные акценты, такие как Театр оперы и балета, Благовещенская и Покровская церкви и так далее. Но теперь понятно, что развитие города пошло совсем в другом направлении. Красноярск, безусловно, будет расти вверх. Сейчас все подряд проектируют дома уже в двадцать два этажа. В стране есть громадный экономический потенциал, и наш край идет в лидирующей группе, так что здесь и небоскребы скоро будут расти.
– А будет ли столь большое желание строить высотные дома подкреплено хорошей базой – материальной и научной? Я помню, как у моей одноклассницы, которая жила на одиннадцатом этаже в четырнадцатиэтажном доме, из-за каких-то конструктивных особенностей здания каждую зиму замерзал лифт.
– Климат у нас, конечно, очень суровый. Я знаю одно очень комичное архитектурное решение, когда мои коллеги решили на кровле высокого здания построить теннисный корт. Замечательная сама по себе идея – использовать крыши зданий. Они не учли только одного обстоятельства: на такой высоте очень сильный ветер. Поэтому при подбрасывании мячик просто улетал бы. Так что есть еще такие казусы. Но город будет расти. Сейчас, кстати, наша компания проектирует уникальные для Красноярска здания с металлокаркасом – вместо традиционных железобетонных конструкций. В США в период бурного строительства небоскребов была использована именно эта технология.
– Сейчас появляется много достаточно необычных и оригинальных зданий. Это тоже наше будущее? Или здесь еще будут появляться районы, в которых можно заблудиться просто потому, что все дома похожи друг на друга?
– В моем представлении хорошим является вовсе не тот район, где все дома разные: панельные, кирпичные, с зеленой крышей и с голубой… Это то, что сейчас произошло на Взлётке. Получился такой винегрет, который ни уму ни сердцу не нравится. Здания должны строиться ансамблями, где будет соблюдаться определенная стилистика. Пусть даже они будут в чем-то похожи друг на друга, при условии, что они всё-таки будут красивыми. В городе лет десять назад был некий период «феодальной раздробленности», когда каждый строил как хотел, но сейчас всё это нормализуется. Мы наконец-то вспомнили о необходимости комплексной застройки. Нужно ведь помимо домов строить и детские сады, и школы, и дороги, и парковки.
– Проектировать будете целые районы?
– Целых районов или микрорайонов у нас, в общем-то, пока не разрабатывается. Но мы проектируем, скажем так, комплекс домов, выполненных в одном стиле. Это жилой район «Аэропорт» на Взлётке. Площадка ВЦ-1, выполненная в определенном стиле, ВЦ-2 для строительной компании «Консоль». ВЦ-1 включает в себя современные яркие здания. (Два ближайших к магистрали корпуса в высоту будут достигать шестнадцати этажей, а весь квартал будет представлять собой замкнутый периметр, состоящий из кирпичных домов в пять-десять этажей. – Прим. авт.) А ВЦ-2 будет являться неким окном в Париж. То есть получится такой ансамбль, когда рядом со зданиями в духе современных модных тенденций будет располагаться жилой квартал в стиле ретро. Это нечто такое близкое к классике и более уютное, по сравнению с достаточно жесткой противоречивой архитектурой Взлётки. Там будут построены кирпичные дома с оштукатуренными фасадами благородных тонов, фигурной лепниной и балконными решетками.
– Что касается именно строительных фирм в Красноярске – может ли наш город похвастаться местными талантами строительного дела?
– У нас очень много фирм. И что меня радует – они абсолютно разные. Есть пара-тройка мощных компаний, которые идут впереди, как танки. Но кроме них, и слава Богу, есть организации, которые не дают им спуску и по-своему подтягивают бизнес к новым высотам. И еще что радует: здесь дали возможность работать талантливым людям.
– Вы проектируете дома разного типа. Где, на ваш взгляд, жить лучше всего? Где бы вам самому хотелось жить?
– У меня есть твердое убеждение, что жить надо в деревянном доме за городом. И наконец-то и Красноярск, и страна в целом начинают двигаться в этом направлении. Взять для примера Америку – там восемьдесят процентов жителей живут в частных домах. Причем в деревянных домах. И это здорово. Во-первых, свой дом помогает в правильном становлении личности. Появляется свой кусок земли, своя собственность. Там правильно воспитываются дети – они приучаются к порядку, уважают свою и чужую собственность. Да и умные всякие психологи говорят, что человек не должен жить выше кроны деревьев. Иначе у него чего-то там в мозге со временем начнет деформироваться. То есть если мы изначально были приспособлены ходить по земле, так и должно быть. Хотя я и строю всю жизнь многоэтажные дома, но помимо них спроектировал и гигантское количество коттеджей в городе. Это тоже очень большой пласт нашей работы.
– Мечту о деревянном доме удалось осуществить?
– Нет, сейчас я живу в панельном доме. (Смеётся.) Но хотелось бы жить на своём куске земли. Причем желание перебраться за город усиливается, когда приходит понимание того, что жизнь-то очень короткая. И многие мечты и планы надо реализовывать уже сейчас, ведь всякое случается…
– Вы наверняка не раз побывали по работе за границей. Где больше всего понравилось? Что больше всего впечатлило?
– Мне очень нравится Европа. В нашем советском детстве с помощью учебников рисовались какие-то страшные картинки, где западные страны представлялись своеобразными мощными индустриальными машинами. Я думал, что там очень неуютно, тесно – ведь прорва народу живет на ограниченной площади. Но когда впервые довелось там побывать, меня поразило отсутствие каких-либо заводов вообще. Нет промышленных зон, складов и прочего. Посмотреть на наш Красноярск на въезде в город: есть небольшой кусочек жилых зданий, и потом идет мощная полоса какого-то дурдома. Едешь ли ты на машине или на поезде, всё равно приходится «любоваться» промышленными базами, разрушенными заводами, котельными и так далее. Надо пробираться не просто сквозь индустриальную зону, а сквозь разрушенную индустриальную зону. Это какой-то кошмар. А в Европе этого всего не видно. Наверное, оно есть, но ты этого не видишь. Видимо, за столетия развития института частной собственности на всё была сформирована соответствующая психология. Там не валяется на улице ни одного никому не нужного кирпича. Ничего не брошено.
Еще что там поражает – складывается впечатление, будто всё в Европе было сделано только вчера. Всё абсолютно новенькое и только что покрашенное. Идешь и думаешь: а где же старые дома с облезлой краской? А на самом деле зданию может быть несколько сотен лет, но оно находится в идеальном состоянии. Третий факт, который меня поразил, – отсутствие заборов. Это так радует. Там не принято отгораживаться от мира. Нет заборов вокруг домов, коттеджей, дворцов. Всё открыто и всё утопает в зелени. В лучшем случае табличка висит: «Частная территория». А у нас – сплошные бетонные заборы и ограды, всё запыленное и грязное. Кстати, четвертый поразивший меня факт: при всей тесноте, когда, казалось бы, каждый кусочек земли должен быть освоен и преобразован под нужды человека, там белки и зайцы по улицам бегают. В Париже, конечно, вы такого не увидите, но в пригородах – запросто. Для животных там комфортная среда. Природа, человек и общество переплелись и друг друга поддерживают. Мы же по-прежнему воспринимаем природу как источник богатств, которые надо срубить, выкопать и превратить во что-нибудь «полезное».
– В каком городе вы бы могли остаться жить? Помимо Красноярска, конечно…
– Есть очень хорошие места… Кстати, при том, что вся Европа для меня положительная, она всё-таки разная. Когда там побываешь несколько раз, то это становится очевидным. Даже если нет четко обозначенной границы, ты увидишь, что вот здесь еще Франция, а там уже началась Германия. Франция – изумительная, красивая и чистая страна. Приезжаешь в Германию – и видишь, что там на голову всё чище. Просто идеальный порядок. У меня там родственники живут, и я как-то гостил у них пару недель. И заметил, что за всё это время они ни разу не помыли свою машину. В этом не было никакой необходимости – там негде её пачкать. Даже пыли нет. В общем, много там всего хорошего, но у нас лучше всех. И, как я уже говорил выше, лучше жить и не в городе вовсе, а в лесу в деревянном доме.
– Чему посвящаете свободное время?
– Работать приходится очень много, хотя есть некоторые увлечения, которым изредка удается уделять время. Так, например, я очень люблю делать фильмы. Конечно, речь идет не о художественных фильмах, а об обычном видео или фотографиях. Сейчас практически у всех есть видеокамера или фотоаппарат. Народ ходит и снимает всё подряд: пятьдесят кадров на вечеринке, пятьдесят кадров на другом событии… Потом они приходят домой, сбрасывают это всё на компьютер и забывают навсегда. Что я делаю? Я беру исходники и делаю из них своего рода клип. И вот его все смотрят по сто раз и пищат от восторга. Мне самому это очень нравится и семье моей, друзьям. Иногда такие клипы имеют ошеломляющий эффект для внутрисемейных отношений. До начала цифровой эры семейные пары смотрели вместе альбомы с фотографиями: они смотрели на себя, на знакомых, переживали заново какие-то события. И все твои жизненные ценности тогда становились на место. Ведь сейчас мы живём одним днём – вот у меня голова заболела, вот это надо сегодня сделать, туда-то надо сбегать и надо кое-что купить. Кроме этого для нас уже больше ничего не существует. Но стоит устроить просмотр семейного альбома (или самодельных клипов), как сразу вспоминаешь, что главное в жизни не это, что наше существование не сводится к этим четырем проблемам.
Также долгое время я занимался тем, что купался в проруби – «моржевал» то есть. Лет пятнадцать, наверное, сохранялась эта привычка. Но последнее время как-то всё меньше и меньше, хотя немного пороха в пороховницах осталось. Просто, как и в любом экстремальном виде спорта, этим надо заниматься регулярно. Если ритм нарушается, то уже плохо.
– Еще и прорубь надо где-то умудриться найти.
– Я живу в Железногорске, и там есть шикарное озеро, которое замерзает зимой. Приходишь туда по утрам, делаешь себе лунку и ныряешь. Это необыкновенное чувство.
– Вам лучше живется, что называется, на грани или хочется размеренности и покоя?
– Всю свою жизнь я живу на грани, хотя считаю, что это неправильно, и хочу жить по-другому. Но не получается. Я знал одного человека, крупного предпринимателя, который поставил себе такую цель в жизни – выстроить за пять лет такой бизнес, который будет работать без него. То есть раскрутить такую машину, которая приносила бы ему доход в то время, как он бы отдыхал и наслаждался жизнью. Ему это удалось. Но через два года он едва ли не на стенки лез: «Я не могу так жить!» Если уж ты вырос деятельным человеком… Может, тут речь идет о разных характерах. Кому-то тихая размеренная жизнь кажется быстрой. У кого-то темперамент такой, что постоянно надо куда-то бежать и что-то делать. И попытка выйти из предназначенного тебе природой характера ни к чему хорошему не приводит. Человек тут же начинает болеть всеми возможными болезнями, раздражаться по любому поводу и чувствовать себя невостребованным. Опять же по роду деятельности мне доводится встречаться с очень разными людьми, в том числе и с очень богатыми. И тогда прекрасно понимаешь, что далеко не всегда они такие, как их представляют себе люди из низшего класса, – некие жадные олигархи, которые захапали себе всё, что можно. Пообщаешься с некоторыми богачами и понимаешь, что деньги для них не самое главное. Они так работают, они стремятся к самореализации, самоутверждению, а деньги идут вслед за этим. Для идеальной жизни им надо мало. Более того, эти миллионеры живут такой жизнью, что и не позавидуешь. Как говорит еще один мой знакомый, «мне деньги не нужны – мне их некогда тратить».
– Вы помогаете другим людям обзаводиться, так сказать, домашним очагом. Остается желание заниматься своим собственным?
– У меня немного странное сочетание: с одной стороны, я достаточно заводной и холерический, а с другой – достаточно педантичный. Например, я очень не люблю беспорядок. В будний день – понятно: встал и помчался на работу. Но любой выходной у меня начинается с уборки. Я всё это делаю сам, пока не просыпаются остальные домочадцы. Не могу я смотреть на валяющуюся подушку или носок под стулом. Надо всё убрать, начисто помыть и протереть, сложить стопочками и расставить по росту.
– Может, и готовите сами?
– Сейчас я практически не готовлю, просто потому что некогда. Но умею и люблю это делать. Могу приготовить практически всё, мне так кажется.
– Если не секрет – почему на входе в офис стоит ваш портрет (фотография-макет во весь рост)?
– Это одно из последствий празднования моего пятидесятилетнего юбилея в прошлом году. Коллеги решили сделать мне такой подарок. Сейчас эта фигура играет очень заметную роль в жизни нашего офиса. Во-первых, люди, входящие сюда, всё время начинают со «мной» здороваться. И только потом понимают, что что-то здесь не так. После этого они начинают смеяться, и настроение, соответственно, поднимается. Это помогает даже в тех случаях, если человек шёл сюда о чем-то поругаться. Поэтому мы и решили пока оставить фигуру на месте. Во-вторых, есть и определенная практическая сторона – в зависимости от того, какой наступает праздник, она превращается то в Деда Мороза, то в матрёшку.
– Достаточно часто те, кто уже многое повидал и многого добился, начинают совсем по-другому относиться к жизни…
– В юности у меня был некий порок тщеславия – хотелось вырасти, вырасти, вырасти… Причем у архитекторов этот рост выражается не в должности и не в зарплате. Нам надо строить побольше и покрасивее. Сейчас популярности я уже наелся, и мне хочется более осмысленно относиться к жизни. Оглядываясь на прошлое, понимаешь, что многое – это просто суета и глупости, и погоня за славой ни к чему не приведёт. Всё заканчивается одним и тем же. |
