Презираемый при жизни и увенчанный славой после смерти, он всегда писал о себе и своей трагикомичной жизни. Среди читающей публики вряд ли найдётся кто-то, кому незнакомо это имя. Заработав репутацию диссидента, в 1978 году он был вынужден уехать в США, где вскоре стали издаваться его книги. В СССР прозу Довлатова начали печатать лишь в 1989-м. Но по-настоящему заслуженная слава пришла к писателю только после его смерти.
Сергей Довлатов, по мнению критиков, был, пожалуй, последним культурным героем советской эпохи. Его тексты мгновенно разошлись на поговорки и анекдоты, вернулись в среду, отчасти их породившую. В сходной функции в другие времена выступали разве что «Двенадцать стульев» да «Мастер и Маргарита».
Исключён за неуспеваемость
«Я вынужден сообщать какие-то детали моей биографии, иначе многое останется неясным. Сделаю это коротко, пунктиром. Толстый застенчивый мальчик... Бедность... Мать самокритично бросила театр и работает корректором...» Так описывал свою биографию сам Сергей Довлатов. Мать его, Нора Сергеевна Довлатова, действительно сначала была актрисой, отец – Донат Исаакович Мечик – театральным режиссёром. Родился будущий писатель в Уфе, куда родителей эвакуировали во время войны. Затем они вновь уехали в Ленинград. Там отец Сергея Довлатова ушёл из семьи – к няне своего сына. Общались они редко – в основном посредством записок.
В 1959 году будущий писатель поступил на филологический факультет Ленинградского университета имени Жданова, на отделение финского языка. Во время учёбы подружился с молодыми ленинградскими поэтами Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Иосифом Бродским. Правда, альма-матер ему пришлось покинуть уже после двух с половиной лет обучения – его исключили за неуспеваемость. Вот как писал об этом сам Довлатов: «Раза четыре я сдавал экзамен по немецкому языку. И каждый раз проваливался. Языка я не знал совершенно. Ни единого слова. Кроме имен вождей мирового пролетариата. И, наконец, меня выгнали. Я же, как водится, намекал, что страдаю за правду. Затем меня призвали в армию. И я попал в конвойную охрану. Очевидно, мне суждено было побывать в аду...»
Служить ему довелось в системе охраны исправительно-трудовых лагерей на севере Коми АССР. По воспоминаниям Бродского, Довлатов вернулся из армии «как Толстой из Крыма: со свитком рассказов и некоторой ошеломлённостью во взгляде». И сразу же поступил на факультет журналистики ЛГУ. Одновременно работал в студенческой многотиражке морского технического университета, писал рассказы.
Скандал после смерти
Сергей Довлатов умер в Нью-Йорке от сердечной недостаточности – прямо в машине скорой помощи по дороге в больницу. Ему было 49 лет. Похоронили писателя на кладбище «Маунт Хеброн». Спустя какое-то время на родине Довлатова разразился скандал. Его вдова подала в суд на его друга. Дело в том, что в 2001 году издательство «Захаров» выпустило книгу «Сергей Довлатов – Игорь Ефимов. Эпистолярный роман». Книга охватывает переписку между Довлатовым и Ефимовым с 1979 по 1989 годы и является как ярким свидетельством эпохи, так и ценнейшим источником для всех почитателей Довлатова. Тем не менее вдова писателя Елена Довлатова еще до публикации неоднократно заявляла, что по американским законам она является владельцем авторского права на все письма, когда-либо написанные Довлатовым, и что она не дает согласия на их опубликование. Ей вместе с дочерью Катериной удалось в российском суде доказать свои права на переписку и добиться запрета на публикацию книги – впрочем, лишь спустя год после того, как весь тираж (15 тысяч экземпляров) был распродан. Суд отказал Елене Довлатовой в её требовании уничтожить все выпущенные экземпляры книги.
Редактор «Нового американца»
В 1972 году Довлатов переехал в Таллин, работал там корреспондентом газет «Советская Эстония» и «Вечерний Таллин», затем экскурсоводом в Пушкинском заповеднике под Псковом (Михайловское). В 1976-м вернулся в Ленинград, был принят в журнал «Костёр».
Писал прозу, но из многочисленных попыток напечататься в советских журналах ничего не вышло. Набор его первой книги был уничтожен по распоряжению КГБ. С конца 60-х Довлатов публикуется в самиздате, а в 1976 году некоторые его рассказы были опубликованы на Западе в журналах «Континент», «Время и мы», за что писатель был исключен из Союза журналистов СССР.
В 1978 году из-за преследования властей Довлатов эмигрировал в Вену, а затем переселился в Нью-Йорк, где стал одним из создателей русскоязычной газеты «Новый американец», с 1980-го по 1982-й был ее главным редактором. В Америке проза Довлатова получила признание, публиковалась в американских газетах и журналах. Одна за другой выходили его книги: «Зона» (1964–1982), «Невидимая книга» (1978), «Соло на ундервуде: Записные книжки» (1980), «Компромисс» (1981), «Заповедник» (1983), «Наши» (1983) и другие. За двенадцать лет жизни в эмиграции он издал 12 книг, которые выходили в США и Европе, Довлатов стал вторым после Владимира Набокова русским писателем, печатавшимся в журнале «Нью-Йоркер». В СССР же его знали лишь по самиздату и авторской передаче на радио «Свобода». Через пять дней после смерти Сергея Довлатова в России была сдана в набор его книга «Заповедник», ставшая первым значительным произведения писателя, изданным на родине.
Судьбу писателя придумала жена
Один из самых распространённых мифов о Сергее Довлатове приписывает ему донжуанские наклонности и аж 200 пассий в одном только Ленинграде. Однако, как утверждают люди, близко знавшие его, Довлатов женщин… боялся! И в жизни писателя были только две пассии: одну – Асю – он любил, а второй – Елене – был обязан всем.
С Асей Пекуровской он познакомился на филфаковской лестнице. Довлатов любил её безумно, но Ася, вскоре родившая ему дочь Машу, предпочла неудачнику Сергею, отчисленному из университета, более успешного Василия Аксёнова, романы которого уже тогда печатались в журнале «Юность». Когда она объявила Довлатову, что уходит, он сначала грозился самоубийством. Видя, что это не помогает, заперся с любимой в комнате, наставил на неё ружьё и кричал, что убьёт её, если она не останется с ним! Но Ася была непреклонна – и отчаявшийся Довлатов спустил курок…
К счастью, его рука дрогнула, и пуля ушла в потолок. Услышав выстрел, в комнату ворвалась его мать, а Пекуровской удалось убежать. Больше она не вернулась. Довлатов же, как писал он потом, отметил уход любимой женщины трёхдневной пьянкой. Только через 18 лет Ася решилась показать Довлатову дочь, но тот отнёсся к своему ребёнку холодно – Маша была слишком похожа на мать, которая когда-то его бросила. Сейчас старшая дочь Довлатова живет в Сан-Франциско и пишет слоганы для афиш, зарабатывая за каждый столько, сколько её отец не получил за всю жизнь.
Говорят, он никогда не реализовал бы себя, если бы не вторая жена – Елена. Замкнутая и молчаливая, она обладала тем мужским характером, которого так не хватало самому Довлатову. Хотя он пишет, что жена нисколько не интересовалась его прозой, именно она своими руками набрала на печатной машинке полное собрание его сочинений. Сергею было достаточно одного движения Лениных бровей, чтобы понять: рассказ нужно переделать. Именно она, утверждают знакомые семьи, принимала все важные решения в его жизни. Несмотря на то, что однажды они временно разошлись, Лена продолжала жить в его квартире с его матерью и их дочерью Катей. Однажды Лена сказала Довлатову: «Вот тебе поплиновая рубашка, и распишись на бумажке, что ты не возражаешь против отъезда дочери в Америку». И он подписал!
По некоторым сведениям, эмиграцию тоже подстроила Елена. Всё началось с мелочи – Сергей поехал провожать Лену и Катю на аэродром, где долго махал им вслед своим шарфом. Из-за ледяного ветра у него тут же заболело горло, и он позвонил на самоходную баржу «Алтай», где тогда работал сторожем, чтобы за него отдежурили, а сам поехал домой. Не дождавшись врача, он активно занялся самолечением – пил водку. Поэтому приехавший врач вместо больничного констатировал у Довлатова алкогольное опьянение. В это время на барже за него отдежурили и записали на его имя рабочие часы – а это был натуральный подлог, за который начальство впоследствии Довлатова лишило работы.
Дальше – больше: после увольнения над ним нависла угроза быть арестованным за тунеядство, от чего он спасался весьма оригинальным способом. Подкупил за бутылку вермута знакомого журналиста, который сидел на первом этаже и высматривал милиционеров, пришедших за Довлатовым. Как только они объявлялись, журналист поднимал трубку и говорил Сергею два слова: «Сволочи идут». По этому сигналу Довлатов закрывал дверь на щеколду и залезал с головой под одеяло – так ему долго удавалось скрываться. Однако кроме милиции за ним охотился еще и КГБ, где прознали про публикацию за границей произведений Довлатова, о чем он сам даже не подозревал! Схватили его во время одного из выходов в магазин – и в тюрьме полковник КГБ завёл с ним разговор издалека: «Сергей Донатович, вы любите свою жену? Свою дочь? Вас ведь издают за границей? Вы не хотите уехать – мы вам поможем…» Так Довлатов оказался за океаном, где снова женился на своей же жене.
«Всё треплешь языком, а жизнь проходит...»
Фрагменты из рассказов Сергея Довлатова.
Стала она врать. Я в таких случаях молчу – пусть. Бескорыстное враньё – это не ложь, это поэзия.
* * *
– Вы – алкоголик?
– Да, – четко ответил Жбанков, – но в меру...
* * *
– У тебя есть машина?
– Ты спроси, есть ли у меня целые носки.
* * *
Как обычно, не хватило спиртного, и, как всегда, я предвидел это заранее. А вот с закуской не было проблем. Да и быть не могло. Какие могут быть проблемы, если Севастьянову удавалось разрезать обыкновенное яблоко на шестьдесят четыре дольки?!.
* * *
В журналистике каждому разрешается делать что-то одно. В чем-то одном нарушать принципы социалистической морали. То есть одному разрешается пить. Другому – хулиганить. Третьему – рассказывать политические анекдоты. Четвёртому – быть евреем. Пятому – беспартийным. Шестому – вести аморальную жизнь. И так далее. Но каждому, повторяю, дозволено что-то одно. Нельзя быть одновременно евреем и пьяницей. Хулиганом и беспартийным... Я же был пагубно универсален. То есть разрешал себе всего понемногу.
* * *
Бушу протянули стакан ликера. Буш охотно выпил и сказал:
– Мне нельзя. Я на задании.
* * *
– Отсебятины быть не должно.
– Знаете, – говорю, – уж лучше отсебятина, чем отъеготина.
– Как? – спросила женщина.
– Ладно, – говорю, – всё будет нормально.
* * *
Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами.
* * *
– Что значит – «нажрался»? – возразил Потоцкий. – Да, я выпил. Да, я несколько раскрепощён. Взволнован обществом прекрасной дамы. Но идейно я трезв...
* * *
Он был пьян, но и в этом чувствовалась какая-то хитрость...
Сергей Довлатов и Иосиф Бродский.
Александра и Екатерина Довлатовы.
Екатерина ЕВГЛЕВСКАЯ,
администратор отдела проведения семинаров центра научно-технической информации «Прогресс» (Санкт-Петербург):
– Впервые с произведениями Довлатова я познакомилась, когда мне был двадцать один год. Началось мое знакомство с «Соло на ундервуде». Сразу после этого я прочитала почти все его книги. Это очень легкий писатель, доступный, но временами очень глубокий, и именно эта глубина не позволяет причислить его к публицистике. Хотя многие делают это. У меня была в свое время словесная перепалка с моей подругой, литературным критиком, которая утверждала, что это очень хорошая, но публицистика. Я понимаю, почему люди так считают. Язык, которым он пишет, местами, наверное, можно было бы подкорректировать, но мне кажется, он сознательно этого не делал. Один мой знакомый сказал, что Довлатов – писатель для людей с техническим образованием, которые не интересуются ни культурной жизнью, ни литературой, а просто иногда любят что-то почитать – то, что под руку попадется. А еще я работала с фотографом, который лично знал Довлатова, потому что близко общался с его двоюродным братом (о нем писатель рассказывал в произведении «Родственники»). Этот человек, по рассказам моего коллеги, был очень неординарным.
Денис КРАВЕЦ,
режиссёр продюсерского центра «Союзники»:
– «Не пиши ты эпохами и катаклизмами! Не пиши ты страстями и локомотивами! А пиши ты, дурень, буквами – А, Б, В...» Это одна из десятков цитат Довлатова, которые моментально приходят на ум. Двухтомник Сергея Донатовича в свое время прочел за пару дней. Одним порывом. Только Довлатов может короткой емкой фразой, казалось бы простецкой, резко расставить все акценты. Сколько ни перечитывал Довлатова, смеяться абсурду рисуемых картин не переставал. В центре – всегда несчастные, где-то ущербные, не понимающие и не признающие каких-то чужих истин и канонов персонажи… И постоянное ощущение – смех сквозь слёзы. Никаких сугубо положительных персонажей, – ангелов не существует. Люди изображены со всеми своими странностями и пороками. Оттого и не кажутся «картонными», плоскими.
Юлия НИКОНЧУК,
главный специалист по страхованию ОСАО «Россия»:
– Довлатова в школе мы не проходили, поэтому я узнала этого писателя не так давно. У меня был период открытия Бродского, почти сразу я стала и Довлатова читать. Они дружили еще в Ленинграде. Довлатов нравится, наверное, всем, потому что он понятен. С одной стороны, это легкое чтение, с другой – многие уважаемые писатели, литераторы и искушенные читатели признают в нем настоящего мастера. В языке его произведений очень чувствуется журналистика. Он ведь постоянно работал в газетах и журналах, в Нью-Йорке даже, насколько я знаю, был главным редактором.
Михаил НИ,
продюсер:
– Зря вы меня спрашиваете о Довлатове. Я, к сожалению, читал у этого писателя ровно одну книгу – «Чемодан». Книжка хорошая, осталась в памяти, но за душу особенно не взяла. Соответственно, знаю я о нем немного. Наверное, то же, что знают все. Вылетел из института, служил в армии, потом долго мыкался в поисках своего места в Стране Советов. В итоге, конечно, Америка. Там, что очень радует, не потерялся, не запил, а напротив – упорным трудом заслужил признание. Причем не только среди эмигрантов. В общем, стандартный путь советского диссидента застойного периода. Только этот, видимо, был умнее и талантливее многих других. Вот и остался в памяти народной. Я сам всю эту модную хулу в адрес «проклятого совка» очень неоднозначно воспринимаю. Вот читаешь, например, книги поэта Макаревича, который тоже страсть как любит поругать совок. А за что – непонятно. Шарился чувак по Москве в клешах и с хайром высотой с дом, по вечерам рубил необлагаемое налогом бабло на подпольных концертах (и ничего ему никогда за это не было), а днем спал на «ненавистной» работе. За что опять же деньги получал. Иногда еще у Михалкова на даче бухал. Вот уж, действительно, жизнь не задалась. В этом отношении Сергей Довлатов, думаю, выглядит честнее. Жаль, что мало прожил. Интересно было бы узнать его мнение о совке сегодняшнем, о том, в котором мы живем. Насколько он тянет на живое воплощение диссидентской мечты?
Вероника КЛИМОВА,
начальник Службы по связям с общественностью Управляющей компании «Востсибстрой»:
– Для меня Сергей Довлатов – большой писатель, который сумел выразить все достоинства и недостатки русского интеллигента второй половины XX века, с бездной иронии и еще большей самоиронией, подмечающий всю нелепость и красоту окружающего мира. А еще в каждом его рассказе – бесконечная любовь даже к самым смешным маленьким людям. Довлатов чем-то сродни Чехову, только герой спустя несколько десятков лет стал еще более одиноким. Из всех персонажей, населяющих прозу Сергея Довлатова, мне интереснее всего сам писатель. Его взгляд, его точка зрения, его реакция, его бесконечный юмор, переходящий в грустную сатиру. Наверное, поэтому такой болью проникнуты воспоминания его друзей: с его уходом они потеряли больше остальных. Пока мы не перестанем читать такие книги, как проза Сергея Довлатова, всё не так безнадежно!
|
