Этот человек ломает стереотипы. Со внешностью, вполне аутентичной своему роду занятий, Максим Наумов в процессе разговора неожиданно для меня предстал, как полагается говорить в некоторых кругах, «крепким хозяйственником и великим тружеником с высокой личной эффективностью». Кто сказал, что художники – это небритые, измазанные краской, с горящими глазами и тонкими руками люди, размахивающие кистью под свет свечей в облаке табачного и какого-то там ещё дыма? Что вы, это прошлый век и стереотип, который должен быть разрушен, как когда-то Карфаген. Большинство сегодняшних творцов живут в одном ритме с рыночной экономикой. 

– Художник, как и любая творческая личность, развивается не в зависимости от точки положения. Бытует мнение, что талантливые люди вырастают в провинции и потом уже наполняют центр, потому что в глубинке более благодатная почва для творчества. Всё, что касается столиц, – это точки реализации, а не развития человека. Ту же Москву не всегда можно назвать удачным и спокойным местом для осмысленного созидания. Проще говоря, туда надо ехать продавать. Если мы обратим внимание на более-менее известных художников или режиссёров, то чаще всего они из «периферии», в столицу приезжают реализовываться. Всё образование, среду, которая подпитывала, я получил здесь. 

– Отчасти это кокетство, кое для кого это отговорки от внутреннего кризиса. Но чаще всего речь идёт о недостаче нового общения и материала для пищи. У художников есть такое понятие, как «насмотреться», чего-то свежего и нового. Хотя у каждого свои замороки по этому поводу и свои обоснования подобных жалоб. Многие мои коллеги обходятся путешествиями. Вопрос не в том, где говорить, а в том, что говорить. 

– Тут я поддержу стереотип психологов, что в большинстве детей дошкольного возраста заложены разные дарования, и вопрос в том, какое из них разовьётся. У меня удачно сложились обстоятельства. Моя мама – член Союза писателей, в то время, когда я появился, она училась в литинституте в Москве. Как любая мама, в общежитии она развешивала на стены мои рисунки, и так как среда творческая, то приходили студенты Суриковской академии, Строгановки. Они отметили, что на мои художественные способности нужно обратить внимание. После изостудии меня определили в платный Художественный лицей, которым руководил Александр Григорьевич Плотников. Я проучился там четыре года и автоматом перешел в художественное училище, в здании которого лицей находился. Далее я поступил в только что открывшийся филиал МГЭИ, на дизайнера-полиграфиста. Этим я занимался с ранней юности, кстати сказать. Моя мама с 90-х годов активно занимается издательской деятельностью, и в 93-м году был придуман проект книги детских стихов Елены Наумовой, иллюстрированных её сыном-ребёнком, было выпущено два достаточно крупных тиража. С тех пор я стал у неё постоянным иллюстратором и оформителем. Также я преподавал в изостудии, потом в «Мемориале», детской художественной школе, колледже при институте, а сейчас – в ВятГУ в Кирове. 

– Не каждый может преподавать, нужны способности. И я учился именно на педагогической специальности. Способности к обучению других у меня есть. Ещё момент – постоянный заработок. Небольшая, но гарантированная сумма в месяц при достаточно свободном графике. К тому же студенты всегда могут принимать участие в каком-то крупном творческом процессе, получая практику. Эта система известна со времени высокого итальянского Возрождения, когда есть мастер и группа учеников, работающая с ним. 

– В то время, когда я ещё не был в Союзе художников, из них получилось целое течение, которое в художественном училище называли «наумовцы». Группа из десяти человек, которую я вёл, очень успешно начали. Была деятельность по репродуцированию и экспонированию этих работ. Естественно, они немного напоминали мои, но это нормально. Многие из ребят стали известными в городе молодыми художниками. Проблема только в одном: большая часть из них была женского пола, а возраст от восемнадцати до двадцати пяти лет достаточно сложный. Раньше у женщины была одна задача – выйти замуж и родить детей, теперь общество более феминизировано. Да, могут быть талантливые девушки, но первая задача никуда не девается, поэтому в первый момент происходит колебание. Даже если всё «на мази», в определённый момент нужно если не уйти в декрет, то заняться чем-то иным. Было много звёздочек: Ольга Виноградова, Анна Абрамова-Ситникова. Так или иначе, они впоследствии получили высшее образование, уехали в Москву. Получается, что сейчас средний возраст молодёжного объединения – до двадцати пяти лет. Я щепетилен к результату, который должен быть максимальным. Если человек добирается до определённой ступени, до которой не доходил никто, но это не то, что я бы хотел видеть, то для меня это не результат. В этом смысле я к себе менее критичен, зато к другим… По максимуму.

– Да. Если формально подойти к вопросу, то можно сказать о стиле «фэнтези» и проявлении высочайшей художественной мысли в этом направлении. Фильм «Аватар» – это прежде всего работа художников, а не продуманный сценарий. На базе существующего мира придумана новая реальность. Если говорить философски, то всё, что изображается, – это не реальность, а переработанное через призму восприятия художника. Бытует мнение, что творец в первую очередь изображает себя, потом отношение к изображаемой модели, и затем раскрывает образ непосредственной модели. Тут присутствует некий комплекс восприятия. Если опуститься до утилитарности, то у Рубенса есть картина, где у человека на руке шесть пальцев. Он случайно нарисовал лишний. Это мало кто замечает, кроме искусствоведов, потому что нарисовано настолько естественно, что зритель этого не видит. Отвечая коротко, могу сказать, что да, этим занимается каждый. 

– Первая ступень, если расценивать с точки зрения рекламы и восприятия зрителем, была полиграфия. Я был востребован как иллюстратор, поэтому у меня был массовый читатель и смотритель. Плюсом ко всему я долгие годы работал в СМИ. Как минимум десять лет был популярный проект для детей, газета «Я расту», с которой я сотрудничал. Начинал я публиковаться в «Комсомольском племени», затем был «Выбор», «Вести», «Кировская правда» и так далее. Вторая ступень меня как творческой единицы – это выставки и живописные работы, которые не всегда и не совсем были в жанре ню. Изменения произошли после моего вступления в 2006 году в Союз художников, мне тогда было двадцать четыре года, при среднем возрасте вступления в тридцать шесть лет. При приёме рассматривают не только профессиональную составляющую, но еще и нужность организации. У нас не просто клуб по интересам, а достаточно хорошо сохранившаяся с советского времени структура, которая держится, помимо общих интересов, на недвижимости и деятельности. По сравнению с другими творческими организациями Союз художников всегда был самый богатый из-за огромных площадей в квадратных метрах, как минимум. Так вот, когда я вступил, возникла необходимость выбора жанра. Естественно, это был портрет, но какой-то иной, потому что в портрете работают все. Появился ню. Любой художник должен рисовать живую обнажённую натуру, чтобы не терять квалификацию. Это естественный процесс. Но что это выкристаллизовалось в отдельный фундаментальный жанр, получилось случайно. В конечном итоге в 2007 году была проведена выставка «Песнь песней», в которой были портреты и «обнажёнки» фифти-фифти. В завершение к этому в 2011 году была выставка, на которой был презентован альбом, который полностью состоял из ню. Хочу заметить, что покупатель и зритель больше тяготеет к портретам, поэтому интерес двоякий. Он идёт через рекламу жанра ню, люди приходят, смотрят, видят портреты и заказывают всё равно их. У меня получается не как на фотографии, неординарно. Поэтому если говорить о спросе на мои картины, то я бы сказал, что он сместился в сторону портрета. Ню меньше не стало, но теперь я реализуюсь двояко. 

– Это целая совокупность знаний по изображению: перспективе, пропорциях, органомике и анатомии. Плюс надо что-то вложить от себя, почувствовать, понять человека, отобразить его, ТЕМ БОЛЕЕ – если он обнажён. Получается психологическая сверхзадача и целый ряд технических знаний. Если даже нарисовать один палец чуть короче, чем он должен быть, это заметит любой ребёнок. 

– Трудно сказать, что, например, у Модильяни люди похожи на реальных… 

– Есть понятие базы, когда человек владеет техникой и анатомическими знаниями. На основе этого он создаёт свою реальность с её законами. Чтобы изобрести шифровку или свой язык, нужно хорошо знать язык, на котором разговариваешь от природы, только тогда можно придумать систему шифрования. У Модильяни такая база была, он создавал изысканные вещи для понимающих ценителей, которые способны прочитать написанное автором. Более яркий пример – это Пикассо, который стал основоположником кубизма, чётко разработав эту систему координат. Вспомним иконописную традицию. На иконах образы вытянуты, чем создаётся впечатление одухотворённости. Если взять что-то квадратно-гнездовое, кубикоподобное, ощущения высоты и духовности в этом не будет. 

– Не всегда так было, я гуттаперчевый в стиле, было всякое. Особенно когда работал художником в газете. 

– Каждый художник относится по-своему. Некоторые предпочитают творчески самовыражаться и не бороться с заказчиком, но иногда приходится это делать. Клиент в 60% случаев из ста приходит с тем, что он нарисовал себе в голове, своим языком, своими понятиями. Он уже видит эту картинку и обращается к художнику как к рукам. Всё, тут начинается конфликт. Скорее и чаще всего исполнитель заказа видит картину по-другому, глубже и интереснее. Но «клиент всегда прав», и многие предпочитают не спорить, творить для себя, а на заказ писать, что скажут. Это и называется конъюнктура. Я предпочитаю не разделять такое, в лучшую сторону. Люди приходят, зная, что я делаю и как я работаю. Соответственно, они приходят заказать мне моё видение по поводу предложенной темы. 

– Были, конечно, сложности пару-тройку раз. В большинстве случаев клиентов всё устраивает. У моих работ есть такое свойство: сначала они шокируют, потом отторгают, и где-то через неделю происходит эффект медленного «ядовоздействия», человеку портрет начинает нравиться, он видит в нём себя и потом без этой картины не может. Самому себе делать комплименты смешно, но люди говорят, что мои работы – абсолютное попадание в «десятку». В идеале было бы логично отдавать на неделю картину, прежде чем обговаривать сумму. Я этим методом не пользуюсь, но знаю, что это было бы эффективно. (Улыбается.) 

– У каждого свои источники дохода, своя клиентура, наработанная годами. Большинство художников не рассчитывает на постоянные продажи своих картин. Кто-то оформитель, кто-то педагог. Ближе к нулевым годам мои коллеги стали ездить за границу, сотрудничать с другими городами и странами, привозя свои работы на пленэры. Грубо говоря, каждый вертится, как может. При этом люди сами выбрали такой нестабильный образ жизни и заработок. Конечно, в советское время было по-другому, художники имели постоянные заказы и работу, но сейчас понятно, что нет у пишущей братии гарантированного стабильного заработка. Зато, став членом Союза художников, они имеют право на творческую площадь, выплачивая деньги только за коммунальные услуги, и могут обладать ей до тех пор, пока занимаются профильной работой. Вообще я не сказал бы, что люди у нас живут чудовищно. Разброс велик, но в целом нет ахового уровня. Повторю, что каждый сам выбрал этот путь. 

– Конечно, не каждый сможет это делать, так же как и не все становятся педагогами, отучившись на них. Есть один важный момент в организации Союза художников. Слово «организация» – главное, поэтому она имеет свои цели и задачи, которые должны быть выполнены. Но не так всё сухо и номенклатурно, как это звучит, потому что процесс всё равно творческий. Задача СХ – популяризация изобразительного искусства, работа по облагораживанию и совершенствованию культуры, как минимум, в регионе, как максимум – вообще. У кого есть способности и возможность этим заниматься, те высоко ценятся. Долгие годы я занимался МОХ – Союзом молодых художников, который служит кузницей кадров для СХ. Образовательная цепочка сейчас потеряла одно звено – сейчас после изостудий идут сразу в институт, минуя училище. Так и для становления художника, пока он не вошел в сам Союз, МОХ – это та структура, где он наращивает мастерство. Я закрутился в процессе воссоздания молодёжного объединения, начал работать, деятельность была поставлена на поток, и сейчас организация функционирует относительно самостоятельно. Теперь я только осуществляю контроль. 

– Как бы многие художники ни ревели (творческие люди любят преувеличивать), но ситуация была сложной только в первой половине 90-х. Одно дело – нищий, у которого последний шалаш снесло, и другое дело – разорившийся барин, у которого в собственности особняк. Это как у Михалкова в «Неоконченной пьесе для механического пианино», где интеллигенция при домах и слугах, но жрать нечего. Сейчас у нас солидная, серьёзная и уважаемая организация. 

– Когда начинаешь, важно везде успеть. По моему мнению, в этот период на творческую и поведенческую рефлексию времени нет. Но в юности всё легче успевается. До двадцати пяти бегаешь как сумасшедший. Чем больше наработал, успел в этом возрасте, тем чуть меньше надо прилагать усилий в более поздний период. Раньше я всё делал сам, например молодёжную выставку. Теперь есть наработки и люди, которым можно дать ответственное задание. Функционирование начинается с позиции сети. Один в поле не воин. Точнее, воин, но только в юности. Времени, конечно, нет, но я могу позволить себе не бегать, а быстро ходить. 

– Да, могу. Регалии, востребованность, количество заказов, интерес зрителя… С точки зрения самовосприятия, конечно, нет. Тогда я лежал бы, скрестив руки. Всё ли я сказал? Нет! Мне интересно работать, и я еще не «выписался». С точки зрения меня как творческой личности – дай бог, чтобы никогда не состоялся. Постоянный стимул для развития, постоянный невроз. 

– Творчество – основа всего. Хороший кулинар – тот же художник. Два года назад мне захотелось сделать свою мастерскую другой. Я дизайну интерьера не учился, но дизайн как таковой знаю, сам подобрал и сконструировал внутреннее пространство помещения. Но это не хобби, а жизнь с элементами творчества. Я занимался скульптурой, и изредка на неё приходят заказы. Сейчас не очень люблю с этим связываться. Леонардо да Винчи сказал: «Лучший отдых – смена рода деятельности». В отпуске я не был… (Мучительно вспоминает) лет двенадцать. Для меня уехать куда-то больше, чем на пару дней, и ничем при этом не заниматься – значит чувствовать себя некомфортно. Время уходит, жалко. 

– Не всем это надо, я не из той когорты. К тому же во время моего обучения я много ездил: в Париж, в Москву каждое лето, на различные фестивали и на всё, что было связано с газетой «Я расту». Я не могу работать в дороге, мне сложно для этого мобилизоваться. Раньше наработать впечатления было сложнее. Если сейчас я могу сфотографировать что-то на хороший телефон и отложить, то тогда нужно было зарисовывать или хотя бы записывать идеи. Я художник помещения, и в путешествиях особой потребности нет, но это понятие для меня имеет смысл. Наверное, я скоро вернусь к состоянию выездного человека, недаром сделал новый загранпаспорт на десять лет. (Улыбается.)  Поездка для меня актуальна, когда она по делу. Хорошо совмещать приятное с полезным, когда едешь с близким человеком, работаешь, развлекаешься и всё на свете. Это да! 

– Так, где он… (Максим достаёт из коробки чай и читает этикетки.) Нравится такое: великие составляющие части счастья – иметь чем заняться, что любить и на что надеяться. Это сказал Алан Чалмерс. Пожалуй, эта мысль самая оптимистичная. Есть ещё второе: я рекомендую вам позаботиться о минутах, часы сами позаботятся о себе. Так высказался Филип Честерфилд. Пожалуй, на сегодняшний день это самые важные для меня фразы.