«Конкурент» беседует с известным красноярским тележурналистом и режиссёром.

Чем он только не занимался. Одних проектов телевизионных сделал штук пятнадцать. Газету выпускал, кино снимал. При этом сам утверждает, что до сих пор ничего не сделал. Парадокс. Тем более явный, что фамилия его стала у нас синонимом слова «культура». И когда один из каналов в Красноярске выиграл грант на создание программы «о духовном богатстве», вопроса, кому это доверить, не возникло. Позвонили Суслову и прямо сказали: ты у нас один за культуру отвечаешь.

– Олег, нужна ли вообще в Красноярске передача о культуре?
– Когда мы сделали пилотный выпуск восемь лет назад, все думали, что программа должна выходить раз в месяц по 15 минут, – тогда, наверное, можно будет набрать материала. Но потом мы сделали 30 минут еженедельно. При этом концепция программы всегда была такой: никогда не говорить о том, что плохо, что не нравится. Если плохой спектакль – просто не говорить о нём. Потому что иначе это будет чернушная программа. Потому что всё плохо: одни не умеют ставить спектакли, другие, не понимая этого, набиваются в театр и аплодируют этому. Искусство современное, то есть всё, что пропагандировала программа «Культура за неделю», – это буквально пять человек художников. Из них 1-2 работают на европейском уровне. Они были бы очень востребованы, если б они не родились в Красноярске. Это были бы мегахудожники, очень богатые и так далее. Всё, что они делают, – это мегакруто. Но, к сожалению, в Европе есть такие же свои. Поэтому мы всегда говорили только о каких-то позитивных вещах. Поэтому приходилось даже из какой-то, казалось бы, малозначительной вещи что-то вытягивать. Но всё это не было никогда надуманно, это реально всё происходит. Зрители, когда смотрели программу о культуре, удивлялись, что это всё существует в Красноярске. Это говорит о том, что есть художники и есть процессы, которые здесь развиваются. Но это не так, как, допустим, в Новосибирске. На том же Гришковце там люди на ступеньках сидят в зале размером с оперный театр. А у нас половина по пригласительным приходит. По тем же культурным проектам Новосибирск намного развитее, чем Красноярск.
– Почему так происходит? Чего-то нам не хватает?
– Не знаю, честно говоря. Как-то на эту тему не думал. По разным рейтингам, нашу программу о культуре смотрят 20-40 тысяч красноярцев еженедельно. Если говорить о каком-то процентном соотношении, то столько же – примерно 4 процента населения – потребляет культуру и в Европе. Но ситуация такая, что на выставки ходят одни и те же люди. В театр ходят тоже одни и те же люди. На выставке в КИЦе одна аудитория, на выставке в Доме художника – совершенно другая. И аудитории эти никак не пересекаются. Одни за реализм, а другие любят современное искусство.
– И при этом все смотрят вашу программу. У вас ведь даже конкурентов нет.
– Ну, конкурентов нет, потому что там денег нет. Если бы на этом можно было деньги зарабатывать, была бы куча программ о культуре. А эта программа абсолютно некоммерческая. И более того – авторская. Вначале она выходила на мои собственные деньги, потом был заказ, потом на деньги жены, потом на деньги друзей. Она больше восьми лет выходит, девять (с перерывом). Даже когда я в Москве учился на кинорежиссёра, она полгода выходила без меня. Во время моих приездов из Москвы мы записывали ведущего, по интернету я вычитывал тексты. Хотя это на самом деле не лучший вариант, потому что всё, что я могу делать, – это передавать энергию, пробивать экран, эмоции. А так энергетика терялась. И в итоге проект примерно на год закрылся, пока я доучивался в Москве. А потом уже в «Че Геваре» ко мне три раза подходил человек – на одном концерте, на другом. Мы познакомились, и он сказал, что сам программу не видел, но его жена очень её любит. И спросил, почему она не выходит. Ну, я объяснил, что учился в Москве. Он говорит: «Я хочу, чтобы она выходила, я буду спонсором». Я отказался, потому что не знал человека. И я всегда считал, что не нужно просить денег. Ведь по большому счёту это моя идея, это моя самореализация. Почему люди должны за это платить? Ладно жена или там друзья... Но потом, на дне рождения Михаила Павловича Шубского, директора Музейного центра, жена Вовы Буша, известного музыканта и художника, сказала: «Олег, ты понимаешь, ведь это ты не для себя делаешь!» Я подумал, в итоге мы созвонились, и Валера Беляев целый год поддерживал проект. Могу сказать, что это не олигарх, просто преуспевающий бизнесмен, который, так или иначе, очень трепетно относится к культуре, по непонятным для меня причинам.
– А вообще как вы попали на телевидение?
– Всё началось во время перестройки, когда вообще всё было возможно. Когда все пришли на телевидение – все стали директорами, все были гениями. И взрослые люди, которые там когда-то работали, смотрели: парню 19-20 лет – и он директором канала становится. По первому образованию я архитектор. Но, ещё учась в КИСИ, стал заниматься телевидением. Пришёл на краевое, тогда там было молодёжное объединение. Забыл, как оно называлось. Там мы познакомились с Вовой Перекотием, Олегом Безруких. Я делал программу «Сумерки вещей». У меня были обесцвеченные волосы, полностью белые, я тогда занимался теннисом и считал, что нужно быть полностью во всём белом. Сидел в какой-то чёрной комнате, там свет был выставлен. Я говорил, что эта программа для меня и для моих друзей – больше меня никто не интересует. Ну что скажешь, 20 лет парню было... А вообще я в это с детства затянут. У меня мама в Красноярске-45 была директором киносети, и я вырос в кинотеатре. Я смотрел все кинопанорамы, которые она вела.
– Плавно переходим к вашему второму образованию.
– Я учился на кинорежиссера у Владимира Яковлевича Мотыля и Натальи Борисовны Рязанцевой. Я один был из Красноярска, и все считали, что я учусь на деньги Лебедя (он тогда был губернатором) или каких-то криминальных авторитетов. А я просто написал сценарий, и министерство культуры дало грант. Выбрали пять человек, которые могли учиться бесплатно, за лучший сценарий. И я был в их числе. У нас на курсе Мотыль был мастер, а во второй группе – Хотиненко. И он нам объяснял: на хлеб с маслом вы всегда сможете заработать, снимая сериалы. Может, здесь вообще нет гениев. 70 режиссёров выпускают ежегодно. Естественно, стране столько не нужно.
– Почему в Москве не остались?
– Когда-то, когда была ещё программа «Взгляд», я приходил туда устраиваться на работу. Мне сказали: да-да, нам понравились твои сценарии, всё интересно. Вот только для этого нужно было заниматься не одним делом. Нужно было ещё помимо «Взгляда» работать вот там и там. К тому же у меня какое-то негативное впечатление от Москвы сложилось. Есть такое понятие, как система. Если ты в системе, то всё в порядке. Тогда, кстати, было немножко другое время. Прошло буквально три года – и в стране начали снимать бешеное количество сериалов, бешеное количество фильмов. Возможно, стоило дождаться своего времени там. Сейчас из Москвы звонят ребята: «Если бы ты снял «Бедную Настю», ты бы жил на Рублёвке». Я никогда не хотел снимать сериалы. Не вижу смысла вообще тратить на это время. Недавно разговаривали с «А-медиа». Меня пригласили там работать: давай, приезжай, будешь работать, сначала линейным режиссёром на съёмках сериала. Ну, что-то я так подумал… Я верил и верю до сих пор, что сам могу всё делать: сам продюсировать свои фильмы, сам издавать свои книги, свои газеты, свои программы. Потому что постоянно доказывать человеку: мол, полюбите меня, вот я написал такой-то сценарий или текст, – это хуже всего. Даже если ты один только веришь во что-то – значит, это и есть правда. Ты завтра можешь уже в это не верить, но если ты успел в тот момент, пока веришь, то ты это сделаешь. А нет – значит, не успел. Поэтому постоянно нужно действовать.
– Ну, иногда и останавливаться необходимо. Отдыхать, например.
– Отдыхаю в основном на даче. У меня есть своя теория – что каждый строит свой собственный мир. И говорить, что ты успешный и состоявшийся, можно в том случае, если ты построил свой мир. Штампы и клише, по-моему, это самое ужасное. Если такой кадр, такой план был снят – всё, нельзя его повторять. Нужно по-другому, но только не так. Хотя на этот счёт есть шутка: «Смотри, чтобы как у Эйзенштейна не получилось!» – «Не волнуйся, как у Эйзенштейна – не получится!» Поэтому нужно точно осознавать, твоё это или не твоё. Вот это деление сегодняшней жизни на отдельные миры… Например, ходит человек только в два-три бара и ресторана, в один-два магазина, встречается только с этими людьми, отдыхает только здесь. Я искал, на самом деле, где рай. Никогда не считал, что я правильно родился в Красноярске, это не моё просто.
– Где тогда?
– Я искал и думал, безусловно, что это должна быть Греция. И мы ездили в большое путешествие по Кикладским островам. Так вот, ты сидишь на крошечном острове, который можно объехать по периметру за полчаса, смотришь на море… И, собственно, всё. А рядом лежит гигантская статуя, созданная две тысячи лет назад из цельного куска мрамора. Возможно, какого-то бога. И камень этот – он прямо фонит. Настолько там всё пропитано какой-то энергией, потрясающей, положительной, правильной. Там можно даже ничего не читать и ничего не смотреть – просто дышишь. В общем, на этих греческих островах есть что-то близкое к идеальному... А дача на «Удачном» – это тоже рай, такой красноярский рай. Просто рай – он какой должен быть? Он не должен прекращаться.
– В одежде разборчивы? Каким-нибудь определённым брендам предпочтение отдаёте?
– Нет, я считаю, что джинсы и футболка – это лучшая одежда. Мне кажется, облик мужчины должен быть как у самурая: завтра война – а ты готов. В том, что на тебе сейчас надето, ты можешь оказаться в любом другом месте. В джинсах и футболке можно оказаться где угодно и быть уверенным. Чем меньше вещей тебя окружает, тем больше ты можешь. Поэтому нет, не поклонник я никаких брендов.
– Тусовочным человеком себя можете назвать?
– Да нет, я думал над этим. Мне это тяжело. Точнее, так: мне нравится, когда все тусуются у меня. Приезжают ко мне на дачу, сидят, разговаривают, пьют вино, кушают. Ничего не делают. Это основная задача на даче – лишь бы ничего не делать. Полноценной тусовкой это назвать нельзя, потому что это всё мои друзья или приятели, которые появились в какой-то период времени и с которыми мне интересно.
– А в городе вы куда предпочитаете ходить, помимо культурных мероприятий?
– Хожу в кино, потому что считаю, что кино нужно смотреть в кинотеатре. Хотя, как выясняется, не во всех кинотеатрах у нас можно это делать. Невозможно, когда едят попкорн, обсуждают фильм за спиной. И вообще часто непонятно, как ЭТИ люди пришли на ЭТУ картину? Удивительно, но они не уходят, обсуждают. Как-то мой друг снял фильм, лет десять назад. Он не режиссёр, просто каждый из нас в определённый момент времени считает себя то режиссёром, то писателем, то поэтом. Снял фильм и, естественно, показал другу (то есть мне), на что я посмотрел и сказал: «Знаешь, Коля, это не кино!» Десять лет он обижался на эту фразу. А потом я приехал на очередные каникулы из Москвы. Я там каждый день смотрел по два-три фильма. И, допустим, фильм «Жанна д’Арк» – 1915 или 1918 год. Конечно, я его раньше не видел. Режиссёр – гений, однозначно. И Ларс Фон Триер всё взял оттуда. Вот в этом и есть основная проблема: всё было придумано, всё было снято за эти сто лет. Нечего снимать. Как в музыке – семь нот. Я приехал и сказал: «Извини, Коля, я был не прав».
Считаю, самая основная задача кино – рождать образы. Если на экране идёт фильм и никого нет в зале – есть кино? Есть. Теория следующая: кино сняли – значит, кино есть. Теория вторая, которой я сторонник: если в зале нет ни одного зрителя, значит кино нет. Потому что кино – это то, что отражается в зрачке и дальше идёт в мозг.
– Кого из российских режиссёров могли бы выделить?
– В России гений один – Алексей Герман. И всё, что этот человек ни делает, гениально. Показатель очень хорошего режиссёра – один приличный фильм. А у гениального режиссёра, я думаю, фильма три. Скажем, Сокуров. С ним вообще такая история. Когда он снял первый фильм (не помню уже, как называется), Андрей Арсеньевич Тарковский сказал: запомните это имя, вы ещё о нём услышите. На следующий день Сокуров проснулся мегазнаменитым, с крестом на плечах. Гений обратил на него внимание. И он всю жизнь под этим крестом снимал, кучу фильмов. Но гений, безусловно, только Алексей Герман. Появляются, конечно, сейчас ребята. Фильм «Возвращение», например. Но проблема его в том, что это всё уже было снято, и даже не Тарковским, а просто другими людьми. Мир соскучился по хорошему советскому кино. У нас была мегашкола. Меня всегда это интересовало: люди же учились у них, почему их ученики не могут так снять?
– А с зарубежными как дело обстоит?
– Сейчас примерно гениев пять среди режиссёров. Например, Тарантино снял «Убить Билла»: если бы он не снял этот фильм, то так бы и остался режиссёром, который снимает про пушки и про гангстеров. Фильм «Убить Билла» всё кино изменил. О старом кино можно больше не думать. Феллини умер, Тарковский умер. Нельзя уже так повторить. Искусство ведь в том и заключается, чтобы открывать новое. Удивительно, что не Ларс Фон Триер открыл новое со своей «Догмой», – это практически никак не повлияло на то, что сейчас происходит в кино. А то, что сделал Тарантино, очень сильно повлияло. Сейчас мы до конца этого не понимаем, но именно в ту сторону кино и будет развиваться.
– Мечта у вас есть?
– В детстве я мечтал стать генеральным секретарём ЦК КПСС. И очень сильно не любил Михаила Сергеевича Горбачёва, потому что он разрушил эту страну. Как я считал, у меня были все шансы стать генсеком. Кстати, когда служил в армии во Владивостоке, встретил парня. Он тогда был «дедом», а я был «карасём». Там была война светлых сил со злом. Он воевал на стороне добра, писал трактат по восточным единоборствам. И когда мы сидели с ним на крылечке и говорили на какие-то философские темы, он рассказал о своей мечте – что хочет быть министром чёрной металлургии. Ну, я отшутился: будешь работать под моим началом. Я буду генеральным секретарём, а ты министром. Вот это была самая одухотворённая мечта. Потому что, безусловно, СССР был рай, по крайней мере для меня.
– Как же тогда «Груз 200» воспринимать? Смотрели?
– И не собираюсь смотреть. Это не про мою страну, я не знаю такую страну. Я жил просто в раю. Если заглядывать в прошлое – это абсолютное солнце. Поэтому я не думаю, что нужно смотреть фильм «Груз 200». Вот у Балабанова есть фильм «Про уродов и людей» – он реально должен был отсидеть за этот фильм. Потому что нельзя такие фильмы снимать.
– А «Бумер» и «Бригада»?
– По поводу «Бригады» была забавная история. Михалков очередную лекцию прочитал у нас и говорит: «Сегодня задание такое. Сейчас начался сериал, называется «Бригада». Идите и смотрите». Ну, мэтр сказал посмотреть – все в общаге набились. А парень у нас один из Питера приехал, он сам был боевик в одной из питерских банд, а потом решил исправиться и стать кинорежиссёром. И он сказал: «Да этого Белого сразу бы дверкой по голове…» То есть это вообще всё нереально. Что касается «Бумера», то он закрыл собой всю эпоху бандитского кино в России. Из-за последнего кадра этому фильму можно поставить «отлично»: чёрный «Бумер», который медленно умирает в лесу с гаснущими фарами. Это образ умирающей эпохи. Нет смысла больше снимать кино про бандитов. Всё, придумывайте новое.