«Конкурент» беседует с известным столичным ресторатором, продюсером мирового проекта «Ночь пожирателей рекламы».

Он – одна из знаковых фигур столичного ресторанного бизнеса, его имя – в списках желанных гостей самых раскрученных и «виповых», как это принято сейчас определять, мероприятий. Что объединяет известного москвича и Красноярск? Пожалуй, ничего. Ничего, кроме крупного праздника рекламы, который пройдёт и в нашем городе уже 3 декабря. О своём долгом и пламенном романе с Францией и французской кухней, дружбе с Познером, а также об уникальной коллекции рекламы со всего мира – в эксклюзивном интервью «Конкурента» с Александром Смелянским.

– Александр, вы и ресторатор, и продюсер. Давайте обо всём по порядку. Вот, скажем, бизнес ресторанный – это дело всей вашей жизни или лишь профессиональная деятельность, которая приносит доход?
– Я не могу назвать это делом всей жизни, так как занимаюсь им чуть больше десяти лет, поэтому, скорее, это дело второй половины жизни. Пришёл в эту сферу совершенно случайно. Дело в том, что я, работая представителем коньяка «Hennessy» в России, так или иначе, был связан с ресторанной деятельностью: надо было, чтобы коньяк хорошо продавался, чтобы его правильно разливали, хранили и так далее. Потом в определенный момент меня попросили помочь сделать какой-то ресторан, ну а так как я общался с французами и с Францией очень много, то мне было не в тягость оказать какие-то услуги, найти контакты, привезти французских шеф-поваров в Россию. Уже потом я и сам решил заняться ресторанным бизнесом – и вот последнее десятилетие это и делаю.
– Знаю, что в настоящее время у вас в Москве запущен проект сети заведений «Seasons». Сейчас «Осень» открыта – достаточно известное и любимое столичными гурманами место. Расскажите об уникальности этой концепции по сравнению с другими ресторанными заведениями. Чем удивляете свою московскую искушенную публику?
– Наверное, я удивляю тем, что не стремлюсь удивлять. Это, скорее, ресторан такого домашнего, семейного толка. И это первый опыт создания ресторана в инфраструктуре жилого дома в России. Мы работаем на жильцов дома, предлагая им и закупку хорошего вина, и обеды и фуршеты в их квартирах, что не мешает нам вести обычную ресторанно-клубную деятельность, приглашая друзей и знакомых. А клиентская база у нас большая, более 3000 человек. Кухня у нас достаточно гастрономична, но не экзотична, она очень похожа на домашнюю привычную кухню. К тому же ресторан рассчитан на то, что может приготовить жильцам дома именно то, что хотят они, любят. И вот такую вот сеть домашних ресторанов (обязательно то, что они должны находиться в жилом доме), с возможностью работать на жильцов этого дома, мы и хотим создать.
– Cколько у вас сейчас проектов в ресторанном сегменте?
– Вот сейчас есть «Осень», плюс моя компания курирует два проекта – это ресторан «Белый квадрат» и «Жеральдин» – оба ресторана французской кухни. Мы, как вы уже, наверное, поняли, специализируемся на французских вещах. А сейчас мы готовим открытие киноклуба с хорошим рестораном в центре города, планирую, что это случится где-то в январе. Но показывать будем, конечно, не только французские фильмы.
– Если говорить о публике ваших заведений, рестораны эти ориентированы всё-таки на лакшери-сегмент или их меню демократично по ценам?
– Вы знаете, в Москве сейчас сегмент лакшери в ресторанном бизнесе значительно демократизировался. Мы никогда на лакшери и не замахивались, кстати. Единственный опыт – создание ресторана «Кумир» Мишеля Труагро. Это была франшиза от трехзвездочного мишленовского ресторана. А из всех названных ресторанов только «Белый квадрат» был действительно лакшери в общепринятом понимании, но мы его очень удачно демократизировали, и сейчас это вполне доступный по ценам французский ресторан.
– Известен такой факт, что когда братья Познеры (представители фамилии, не нуждающейся, пожалуй, в лишних представлениях) несколько лет назад открывали ресторан, то вы их консультировали. Раскрывайте карты, что насоветовали?
– Это было не совсем так, потому что, собственно, я и открывал этот ресторан для братьев Познеров. И, скорее, учитывал их пожелания. А вообще с их семьёй мы дружим очень давно. С Володей немножко меньше, а вот с Павлом почти 40 лет мы большие друзья, и поэтому нам с ним было очень легко думать по-французски. Наш «Жеральдин», которому уже шесть лет, мы сделали быстро, и сейчас ресторан живёт, должен сказать, хорошо дышит.
– Владимир Познер – известный галломан. А у вас откуда такая любовь к французским традициям и кулинарии? Может, тоже в детстве, как и друг, там жили, бывали…
– Нет, в детском возрасте я не попадал во Францию. Я учился в московской спецшколе, где преподавали французский язык, знакомили с элементами французской культуры. Язык пошел легко, все меня хвалили. Потом был институт иностранных языков опять же с французским языком, потом – работа синхронным переводчиком и в России, и в международных организациях. Занимался и переводами с французского, и переводами на французский для французских издательств... Словом, как-то так получилось, что всё было связано с этой прекрасной страной. А затем я узнал, что такое французская кухня, французский шик, и это совпало с моими небольшими амбициями. Ну и потом, это вкусно: об этом не надо забывать, если мы говорим о кухне. Знаете, когда у евреев спрашивают: «Почему евреи делают обрезание?», те отвечают: «Во-первых, это красиво». Так и французы: «Почему французская кухня? Потому что это вкусно».
– Про вкусное и красивое тогда в области гастрономических пристрастий: вот вы предпочитаете больше французскую кухню или яства традиционные для домашней кухни?
– Это разные вещи. Пару лет назад меня пригласили на «Эхо Москвы» в передачу, где была дискуссия на тему, что лучше – ресторанная кухня или домашняя. Когда вы едите дома – это немного другой подход, хотя я знаю людей, гурманящихся и дома, и дома же готовящих еду покруче ресторанной. Хотя, вы знаете, многое зависит от поколения. Моё поколение в силу десятков лет дефицита, очевидно, не представляет свой стол без колбасы: не потому, что это вкусно, а потому, что это настолько наркотически воздействовало на них в детстве, что стало сейчас необходимым. Я и мои коллеги-рестораторы стараемся показать, что да, конечно, это может быть, но не должно превалировать над вкусом, над изыском. И я не имею в виду что-то очень дорогое, а там, где проявлена выдумка повара, неожиданное сочетание продуктов…
– Наверное, из-за элемента выдумки и необычности вы и продюсированием проекта для настоящих гурманов рекламы занялись. Вы ведь весьма продолжительное время уже занимаетесь продвижением в нашей стране большого рекламного шоу?
– Да, вы абсолютно правы. «Ночью пожирателей рекламы», так называется этот проект, я занимаюсь более пятнадцати лет. Кажется, что я имею отношение к абсолютно не смежным занятиям? Это лишь на первый взгляд. На самом деле лишь формально ресторанный бизнес и моя продюсерская деятельность – непересекающиеся проекты. Идеологически всё более чем близко: шоу подразумевает и потребление какой-то пищи, и не суть важно, что пища эта – духовная. И мне приятно, что есть такой замечательный «повар», как Жан Мари Бурсико (основатель и идейный вдохновитель «Ночи пожирателей рекламы». – Прим. авт.), который очень удачно каждый год нам варит новое блюдо.
– Процитирую известную строчку песни «Машины времени»: «Ты помнишь, как всё начиналось?»
– У меня, знаете, всё, что начинается, как-то обязательно связано с французским языком. Вот и здесь программа французская, ей занимался мой приятель, который попросил меня помочь в общении с Бурсико. А потом предложил мне продюсировать эту программу.
– И что вы делаете как продюсер проекта?
– Ну, если с самого начала, то в моих обязанностях – получить программу текущего года, получить её вовремя. Потом следует очень много технической работы: надо сделать субтитры, надо обкатать программу, надо проверить её формат. Затем надо предложить эту программу партнёрам в городах. Мы делаем сами как продюсеры Москву и Петербург, а в других городах этим занимаются продюсеры, которым мы передаем право показа. Далее вся эта формальная работа: договора, подготовка демо-кассет, рассылки, бухгалтерия, правовая часть и так далее. Вот, представляете, этот весь объём грандиозных дел лежит на плечах продюсера проекта. Он же, кстати, и директор программы. У нас нет такого чёткого разделения функций. С коллегами – Наташей Гориной и Даниилом Костинским – мы не делим полномочия, мы делаем программу втроём. Так что все процессы, которые идут с момента получения программы и до показа её в зале, – это всё проблемы, которые мы решаем. Наверное, здесь скорее рутинная работа, чем какая-то творческая.
– Однажды у француза Бурсико родилась идея собирать эксклюзивную синематеку рекламных роликов со всего мира, кардинальным образом подорвав само обывательское представление о рекламе: из предмета телезрительского гнева она стала предметом восхищения, высоким искусством. Потом раскрученное в мире событие появилось и в России. За пятнадцать лет, как «пожирают» рекламу в нашей стране, как эволюционировал проект, удалось ли развить зрительский вкус?
– Если вспомнить самый первый показ, то скажу, что аудитория поменялась коренным образом. Но об аудитории давайте чуточку позже, сначала о самом проекте. Сама коллекция Бурсико не изменилась, какой была – такой и осталась, только увеличилась за 15 лет на 400 тысяч фильмов. Каждый год программа «Ночи» отражает и то, что происходит в жизни рекламы, и в жизни всемирной, и в жизни самого Бурсико. И поэтому программа получается каждый год немножко разной по настроению. Если говорить с формальной точки зрения – это срез рекламы за последние полтора-два года. Спорт, эротика, новые ходы, которые придумывают рекламные технологи, – это всё есть. Что касается аудитории западной (а мы ездим на «Ночь» в Париж, допустим), то и тут аудитория поменялась: на «Ночь» приходят и те люди, которые смотрели программу 25 лет назад, и их дети. Такая преемственность поколений радует. В России, конечно, по сравнению с первыми показами, где мы собирали сравнительно немного народа и в основном профессионалов рекламы, поменялся формат: сейчас мы собираем более широкую публику.
Важный момент: надо понимать, что это не программа для всех, не попса. Это определенный эксклюзив, идея которого доступна далеко не всем, не все понимают прелесть проекта. Есть люди, которые говорят, что это совсем невозможно смотреть… Ну, значит, это не для них, они – не для нас. Допустим, мы считаем, что наша московская аудитория – это примерно 30 тысяч зрителей. В Париже эта цифра не намного больше, может быть, тысяч сорок. В каждом городе есть свои постоянные зрители, плюс каждый год кто-то приходит новый. Нельзя эту программу рассматривать как попсовое зрелище: ее можно делать и представлять весело, интересно, но всё равно для людей, которые любят это, которые ощущают свою определенную элитарность. Может быть, благодаря коньяку «Хеннесси», который сопровождает это мероприятие, благодаря каким-то вип-возможностям, которые мы предоставляем. И единожды в году (если в вашем городе проходит показ) вы можете попасть в этот мир избранности, прийти на это шоу. Это закон Бурсико.
– Вы ведь и своими просто зрительскими ощущениями можете поделиться: было ли так, чтобы вы сели в кресло кинотеатра и посмотрели этот рекламный нон-стоп на одном дыхании, от и до?
– Такая возможность у меня есть только тогда, когда я еду смотреть премьерный показ в Париж. Но честно, если бы я мог сидеть и отсматривать программу целиком, я бы осилил её без особого труда. Может быть, в процессе сигару бы покурил, хотя курить я бросил. В Париже я всегда растягиваю удовольствие на два дня, потому что мне надо что-то проанализировать, понять, какие ролики наиболее выигрышные, может, поговорить с Бурсико, убрать из программы что-то, что-то, возможно, добавить… Да, я с удовольствием выпил бы коньяка в фойе, сел бы в кресло, посмотрел бы программу, вышел бы поучаствовать во всяких мероприятиях в перерывах – для меня это приемлемо. Но с другой стороны, я не возражаю, что кто-то уходит после первой части, кто-то – после второй. Кто-то вообще не заходит в зал. Но ведь и это выполняет определенную функцию – это всё тусовка. В зале остаются истинные любители.
Вы знаете, когда идёт вернисаж, первые дни выставки две тысячи человек приходят для того, чтобы показаться на выставке, а дальше – выставка продолжается, и каждый день туда приходят по 100 человек – знатоков и ценителей. У нас нет выставки, у нас вернисаж на один день, поэтому должны прийти и посмотреть те, кто хочет.
– Сверхзадача Бурсико, я читала, показать, что реклама может быть произведением искусства.
– Нет, он заявляет: «Да, реклама является произведением искусства».
– А что нужно ролику рекламному, чтобы стать искусством? Ведь то, что является фоном нашей жизни, заполняет перерывы между любимыми телепрограммами, фильмами, «высоким» называть уж как-то не хочется…
– Знаете, трудно сказать. Вот спросите у художника: «Какие линии ты должен нарисовать, чтобы твоя картина стала произведением искусства?» То же касается и производителей рекламы. Ну есть, конечно, определенные законы в рекламном фильме, которые совпадают с законом кино. В полуторачасовой картине всё то же, что должно быть в маленьком 30-секундном ролике: завязка действия, развитие интриги, хэппи- или не хэппи-энд, и плюс ещё – рекламный слоган. Задача режиссёра рекламного – уложить это всё в коротенькое время, так что иногда даже режиссёру большого кино бывает проще, потому что полный метраж позволяет ему рассуждать. Формально законы рекламы совпадают с законами киноискусства, но всё немножко «более»: операторская работа более сконцентрированная, работа художника более яркая и насыщенная, потому что нет времени расставлять акценты – акцент должен быть поставлен сразу.
Рекламное кино существует по законам большого кино, ну а дальше – как получится. Вот не всё же большое кино можно назвать искусством? Что-то можно назвать попыткой создания искусства, неудавшейся попыткой или просто дерьмом. То же самое и рекламные фильмы, хотя дерьмом они быть не могут, потому что они проплачены и выполняют ещё и торговую функцию, стимулируют продажи. Соответственно, то, что хорошо сделано, это искусство: операторская работа – это искусство, участие замечательного актера – это искусство. Почему многие режиссёры стремятся снимать рекламу? Не только из-за денег, просто и в этом жанре можно найти себя именно как человека искусства.
– А обычные рекламные ролики, которые вы видите в перерывах между фильмами, новостями, вам как? Вы часто можете для себя отметить: «Да, этот ролик мог бы войти в коллекцию»?
– Я чаще ловлю себя на мысли, что это ролик из нашей программы, а иногда думается, что Жан Мари поставил бы этот ролик в программу. Мы передаем Жану Мари около трёх тысяч роликов Московского международного фестиваля рекламы, а дальше он уже смотрит, что поставить в программу. Иногда режиссёры какие-то просят нас передать, иногда рекламодатели дают нам диски для того, чтобы презентовали Бурсико. Три тысячи – это совсем не много, потому что каждый год Жан Мари получает больше 30 тысяч рекламных фильмов со всего мира. В готовой программе может быть из четырёх сотен фильмов примерно 8-10 российских. Это два-три процента. Но, в принципе, это не обидный показатель: если учесть, что сетевая реклама делается на западе, то становится понятно, что Россия просто не может конкурировать с той же Францией по количеству удачных или хотя бы заинтересовавших Бурсико роликов. Поэтому если в программе есть хотя бы десяток роликов «мэйд ин Раша» – уже хорошо: мы считаем, что это вполне отражает баланс сил на рекламном мировом рынке. Хотя был год, когда он делал панораму российского кино, спецпроект такой.
– Александр, о работе вашей интересной и насыщенной хватит, пожалуй, расспросов. Чем жизнь полнится помимо? Какие у вас есть увлечения?
– Невозможно быть ресторатором, считая, что это работа, а не увлечение. Конечно, это увлечение: много читать надо, пробовать, испытывать, общаться с кучей людей, и не только конкретно по моему бизнесу. Мне интересно их мнение, а им – моё. У нас какие-то встречи на выезде. Так что основное хобби, увлечение – это ресторанная деятельность. Например, в ресторане «Жеральдин» я провожу литературные ужины и на этом материале пишу статьи, которые публикую в разных журналах. Назвать это работой я не могу, это моё хобби, мне интересно это искренне. Мне интересно, читая Дюма или Флобера, отмечать, что ели их герои, чем кормили своих гостей, что было актуально для того времени, что модно в кухне в ту эпоху. Я не претендую на роль историка кухни, потому что у меня нет специального образования и достаточной начитанности в этой области, но это меня действительно волнует, интересует. Идеальным местом встреч и дискуссий был мой клуб «Реставрация» Это был неформальный клуб, где собиралась московская интеллигенция. Она сейчас, кстати, потихоньку переехала в «Осень». На днях в «Осени» Людмила Марковна Гурченко отмечала свой юбилей. Собралась хорошая компания – Эльдар Рязанов, Миша Швыдкой, Александр Ширвиндт, Стас Намин, Максим Аверин и другие. Наше сообщество – не движение, не политизированная группа людей. Мы просто собираемся отдохнуть, послушать джаз, попить хороший виски. Этот клуб несколько иной, скорее английский, чем социально активный.
– Вот интересно, а в гардеробе также предпочитаете брендовость, элитарность? И, скорее всего, это французские бренды?
– В основном да. Часто во Франции приходилось бывать, поэтому проще было одеваться во Франции, что я и сейчас стараюсь делать. Я не люблю московские бутики, ну а в красноярских и вообще не был. Может быть, у вас бы одевался. Признаюсь, я с трудом выдерживаю и 20 минут в столичных магазинах. Мне проще позвонить в свой бутик, в котором я долгое время одеваюсь, сказать хозяину: «Жорж, я приеду через две недели, приготовь мне всё, что надо», – и потратить 3-4 часа в этом бутике, примерив всё. И уеду с полностью обновленным гардеробом.
– Любимый бренд.
– Сегодня, если серьёзная одежда, это Кензо и Диор, скорее всего. А в основном одежда из «Brioni».
– А на личном автомобиле какой значок красуется?
– Вы знаете, с автомобилем у меня особая история: я люблю, когда у меня их несколько старых, никому не нужных, разбитых, и поэтому сейчас у меня две большие машины, которые работают по очереди. Потому что очень старые. Это старый «Мерседес» со 140-м кузовом и Ауди S8: машинам больше десяти лет, но всё равно я люблю эти большие машины. Когда мне надоедает ездить по Москве и искать место для парковки, меня выручает маленький «Ситроен С3», который можно поставить в любом месте.
– Завершать образ успешного мужчины должен благородный дорогой парфюм…
– Парфюм у меня один на протяжении тоже лет десяти – это прекрасный «Красный Сириус» от Givenchy. Правда, к сожалению, его перестали выпускать, он стал винтажным, так что я его стараюсь покупать во всех странах, в которых бываю. Последний раз привёз из Сингапура десяток флакончиков сразу. Пока хватает.
– Есть, может быть, у вас в запасе фраза, которая определяет ваш взгляд на жизнь?
– Я живу долгую жизнь, и столько раз приходилось свои взгляды пересматривать, открывать глаза на вещи. Я понял, что какой-то единственной фразы, которая определяет кредо, нет. Ну, не знаю, мой принцип такой: «Держи глаза открытыми».
– Расскажите, если это не очень интимный вопрос для вас, о своей мечте…
– О своей мечте?
– Думается мне, что настолько состоявшийся человек должен мечтать о чём-то очень особенном...
– Хм… Нет, вы знаете, я мечтаю совершенно о конкретных вещах. Мне бы хотелось последние лет двадцать своей жизни провести на побережье Средиземного моря. Не важно, во Франции, в Италии, в Испании, но на море. И так как я умирать ещё не собираюсь, думаю, что лет через десять вернусь к реализации этого проекта…