Вообще-то главным в питерской рок-группе «АукцЫон» является Леонид Фёдоров: он руководитель коллектива, автор музыки и основной солист. Его называют романтичным интеллигентом, однако давать интервью Леонид не любит, даже на сцене он играет на гитаре и поет в сторонке. В центре, в свете прожекторов – шоумен группы Олег Гаркуша, этакий шаман в белых перчатках и с бубном, мастер «кривлянья и дуракавалянья». Именно на его долю выпало быть лицом или маской группы, как вам угодно. Человек со смешной внешностью и фамилией и стал связующей нитью между музыкантами и прессой, ему и выпало отдуваться за себя и Леонида перед выступлением группы (впервые, кстати, прикатившей в Красноярск) в «Че Геваре». – Олег, когда образовалась группа и как в ней появились вы? – Официально группа образовалась где-то в 1983 году, когда мы вступили в рок-клуб. А я с Федоровым познакомился лет на пять раньше. Была такая группа «Фаэтон», это название нас не очень устраивало, и при вступлении в рок-клуб мы поменяли название на «АукцЫон». Ничего такого я в группе не делал, разве что писал стихи, просто болтался рядом. И на одной из репетиций Леня совершенно спонтанно предложил мне прокричать несколько фраз в песне «Деньги – это бумага», мною же написанной. Я частенько бывал на репетициях, приносил какие-то маракасы, трещотки, дудочки и, сидя в углу, потряхивал ими. Мне это жутко нравилось. Очень уж мне хотелось, я так думаю, влиться в процесс. И когда я наконец это сделал, ребята валялись со смеху, умирали от моих мне самому непонятно откуда взявшихся движений. Специально для первого концерта я купил черный пиджак за двадцать рублей. А чтобы он смотрелся как концертный, прицепил бабушкину брошку. Со временем брошек становилось все больше и больше, и получился целый иконостас. Это случайная находка – костюм в орденах. Потом мы познакомились с художником Кириллом Миллером, он делал нам декорации, грим и все остальное. Потом Владимир Весёлкин подключился. В те годы всё было так интересно, всё кипело. Каждый год мы делали новую программу и показывали на каком-нибудь очередном рок-фестивале. – Во имя чего, по-вашему, молодежь в те годы так увлеченно кинулась создавать рок-группы? Было желание доказать Западу, что и мы не лыком шиты? – Мы не стремились создать нечто, просто нам это нравилось. После работы все собирались на репетиционной точке, бывало, даже за городом репетировали. Куда ехать, было не важно. Нам просто хотелось играть, мы не думали, что у нас будут концерты, клипы, интервью. Мы об этом даже не догадывались. Было желание играть другую музыку, не ту, что звучала вокруг, какой бы хорошей она ни была – хард-рок, допустим, или блюз. Но все группы начала 80-х, исключая команды типа «Странных игр», «Мануфактуры», «Кино», играли, в принципе, традиционную музыку. И нам, молодой шпане, хотелось всех «убрать», в хорошем смысле этого слова, что и произошло в те времена. Когда мы появились, весь город был на ушах. Все перешептывались: вы знаете, такая группа появилась, там такой придурок танцует, надо обязательно сходить. – Помните реакцию западной публики на ваше выступление? – Первый раз мы приехали на фестиваль «Совьет рок» в Германию вместе со «Звуками Му» и «Ва-Банком». Выступали при переполненных залах. У нас в стране шла перестройка, а на Западе был большой ажиотаж на советские рок-группы. Выступаем двадцать минут, полчаса – тишина. Еще минут через десять начались какие-то движения в зале, а когда закончили, немцев было не остановить. Им непонятно было, что происходит, не врубались сначала. В Ганновере, например, восемь раз вызывали нас на бис. Мы и сейчас бываем в Германии, у нас есть немецкие фаны, которые регулярно ходят на наши концерты и покупают наши пластинки. – Почему «АукцЫон» редко ездит в туры по стране? – Я лично спокойно отношусь к тому, есть у нас концерты или нет. Я и к жизни спокойно отношусь: путчи, революции – мне это по барабану. Мы много поездили по стране в конце 80-х. Бывало, и за бутылку пива, образно говоря. Нам интересно было, мы нарабатывали опыт, профессионализм. – Чем русский рок отличается от западного? – Мне кажется (может, я банальные слова произнесу), что русский рок более искренен. На Западе он был искренен в семидесятые годы, когда их группы творили. Возьмем «Дженезис», «Йес», арт-роковые направления появлялись. Постепенно всё сошло на нет, коммерциализовалось, и сейчас там просто делаются проекты. Другое дело, когда группы, как и мы, начинали с подвалов, без всяких громких имен, и постепенно зарабатывали свою популярность. – У вас была цель добиться популярности? – У нас никогда не было никаких целей, разве что оттягиваться на концертах, доставляя удовольствие себе и публике. Тогда все рады и счастливы, и всем хорошо. – Как обстоят дела с выпуском нового альбома? – Месяц назад мы вернулись из Америки, где записывали альбом, которого не было 12 лет. Как он будет называться, еще никто не знает, да он еще и не сведён. Название и обложку еще предстоит придумать. Записывался весь «АукцЫон», но тут есть фишка. Почему поехали в Америку? Не потому, что там какие-то студии навороченные, нет. Мы поехали туда, чтобы некоторые музыканты, которых уважает Федоров, сыграли вместе с нами. Это Марк Рибо, Джон Медески, Фрэнк Лондон – культовые персонажи. Как-то так сложилось, что после нашего выступления на одном фестивале в Нью-Йорке к нам подошел Фрэнк Лондон и сказал, что ему очень понравилось наше выступление, – и предложил свою помощь. Федоров и выпалил: можешь таких-то вот ребят пригласить на запись? Он пообещал – и слово свое сдержал. Правда, планировался еще один музыкант, но он откосил в последний момент. – Удалось ли во время записи установить с этими музыкантами особый энергетический контакт, столь важный для Леонида Федорова? – Все сложилось удачно. Это при том, что Федоров сам сложный по настроению человек, у него семь тысяч пятниц на неделе. Все происходило живьем, без всяких репетиций. Мы приехали с двумя полуотрепетированными песнями, плюс у Федорова были кое-какие мелодии в загашнике. На записи все музыканты импровизировали, приглашенные музыканты втыкались с пол-оборота и наяривали. Посмотрим, что получится. – Каким по звучанию будет этот альбом, если учесть, что звук на пластинках группы местами откровенно безумный? – В том-то и дело. Федоров специально так делает. Мне бы хотелось, чтобы был слышен мой голос, но голоса не будет слышно, уверен на сто процентов. Можно ему сказать: сделай погромче! А он ответит: не сделаю. У него такое видение. Он творец, гениальный человек, как бы он ни делал музыку, мне всё его творчество нравится. Есть у нас такой Дима Озерский, хороший человек, клавишник, он же текстовик. Прочитаешь его стихи на бумажке – ерунда какая-то, но в совокупности с музыкой Лёни получаются хорошие песни. Он «рыбный» поэт. Федоров музыку пишет, а тот слова подставляет. Я поэт не поэт, но стихи иногда пишу. Мне нравится, когда Федоров берет мой стих и пишет на него музыку, не меняя слов. Я в свое время увлекался поэзией, много читал, как правило, поэтов «серебряного» века: Ходасевич, Гумилев, Волошин, Олейников, Хармс… – Если уж заговорили о поэтах, расскажите об Алексее Хвостенко. – Хороший и гениальный человек. Мы с ним познакомились во Франции, опять же случайно. Он пригласил нас к себе в мастерскую, где мы с ним веселились и пели песни друг друга. Я знал его песни. Доходило до абсурда. Еще с детства я знал песенку со словами «в туалете, на паркете…». Когда он ее исполнил, я спросил: а почему ты ее поешь? А он, улыбаясь: «Так это же моя песня». «Под небом голубым есть город золотой», – поет Гребенщиков. А у Хвостенко, автора слов, было «над небом голубым». «Хочу лежать с любимой рядом», «Мы всех лучше, мы всех краше» – эти песни я слышал до знакомства с Хвостом, и когда мы лично познакомились, было очень приятно. – Олег, у вас была мечта сыграть князя Мышкина в «Идиоте» и Коровьева в «Мастере и Маргарите». Оба фильма экранизированы, вы не пытались получить заветную роль? – Это было не то чтобы мечтой, просто многие мои друзья говорили: ты – Мышкин, ты – Коровьев. Так они меня видели. К нашим современным режиссерам я отношусь, мягко скажем, с иронией. Не понимаю, как я не прохожу «натуры», как они говорят. Я снялся у Германа в двух эпизодах фильма «Хрусталев, машину» и в фильме «Трудно быть богом». А мои друзья-режиссеры – Месхиев, Дебижев, Пежемский, Соловьев – все обещают задействовать меня, но дальше разговоров дело не идет. На самом деле я особо не парюсь. Не потому, что я равнодушен к кино, а просто не то совсем они снимают. Будь у меня возможность, я бы снимал пожестче. Есть мечта свою книжку «Мальчик как мальчик» экранизировать, жизнь свою. Может, когда-нибудь это получится. – Какие фильмы любит бывший киномеханик? К слову, профессия ваша умерла? – Ну, естественно. Думал, пойду на пенсию, буду кино в каком-нибудь клубе крутить. Крайне редко в современном кино появляются фильмы, которые трогают и запоминаются. Можно отметить «Возвращение», «Приходи на меня посмотреть», «Коктебель» – как более или менее смотрибельные. А вообще мне нравится классика советского кино, период 50 – 70-х годов. Практически все фильмы, даже политизированные – допустим, «Премия». Хороший фильм, хотя там тема такая невеселая, чего-то решают, чего-то делят, ну – совок, а какие там артисты и как играют! – Олег, на вас «стильный оранжевый галстук» – это дань уважения творчеству Валерия Сюткина? – О, хороший вопрос! Понимаете, я люблю мерзкие цвета. Из сотни галстуков, которые у меня имеются в коллекции, этот самый мерзопакостный. Это не «оранжевая революция» и не из-за Сюткина, хотя я его и знаю, просто в последнее время впялился в этот галстук, а другие мне что-то не катят. То же самое с костюмом. Долгое время у меня был «иконостас», сейчас у меня костюмчик полегче. А тот тяжелый и уже маленький мне, да и поизносился уже. У меня были попытки что-то изменить, надевать другие вещи, но некайфово мне в них, вот и подыскал себе новый пиджак, и пока на нем одна брошь. – Из старых рокеров кто-то делает что-то интересное? – Интересное ли делают, я не знаю, но играют же «Алиса», «Аквариум», «Телевизор». Мне больше нравятся песни, которые они сочиняли раньше. Впрочем, то же самое они могут сказать об «АукцЫоне». Это дело вкуса. А такие группы, как вышеназванные, вряд ли еще будут. – Что скажете по поводу последнего альбома Гребенщикова «Беспечный русский бродяга»? – Понравился. Есть он у меня. Почему я чаще слушаю старые записи, чем новые? В старых альбомах больше искренности, о чем мы уже говорили. – Как вам уровень современных групп? – Это смотря на каком уровне их рассматривать. Если на уровне Мамонова, Шевчука, Гребенщикова – то я вообще сомневаюсь, что современные группы могут дорасти до таких вершин. В принципе, есть интересные команды, мне нравится «Биллис Бэнд», у них приятные песни и хороший драйв. «Пятница» еще ничего, скажем так. Из неизвестных я продюсирую группу «Барокко-Флэш» и помогаю группе «Шило». В Питере масса коллективов, но харизматичных личностей мало. Один из таких – Леша Никман, очень сильный поэт, он единственный из всех, кто против Путина пишет, как раньше против советского строя писали. Он делает это не ради того, чтобы его заметили, просто ему Путин не нравится. – Вам не известно, случайно, молодой Путин не заходил на ваши или чьи-то другие рок-концерты? – Есть подозрения. В начале 80-х питерский рок-клуб образовали не без содействия КГБ. Всех собрали под одной крышей, чтобы не гоняться по подвалам, но они немножко просчитались… Тогда существовали различные оперотряды, которые за нами шпионили: где мы оттягиваемся и с кем, есть ли связи с иностранцами, употребляем ли наркотики. Может, он где-то рядом и ходил. Валентина Матвиенко, будучи активной комсомолкой, присутствовала на фестивалях. В жюри обязательно были кураторы из обкома, горкома и КГБ. По-моему, я ее тогда пару раз видел в подобных жюри. Сейчас она нам помогает, молодец. – Провести первый крупномасштабный рок-фестиваль в Тбилиси не было ли идеей правительства с целью легализовать это движение в стране? – Да правительство об этом толком и не знало. Фестиваль организовали альтруисты, которые любили рок-музыку и жили в Грузии. Там собрались как официальные группы, «Магнетик-Бэнд» например, так и любительские. После того как «Аквариум» показал свою неординарную программу, хотя ничего такого криминального там не было, появились разгромные статьи. С этого и началось давление на рок-музыку. Многие пострадали, а Борю с работы выгнали. – «АукцЫон» настолько самобытен, что у вас и последователей-то нет. Это радует, наверное? – С одной стороны, это очень приятно, так оно и есть, а с другой – есть коллективы, которые не то чтобы подражают, а им нравится «АукцЫон», и своим творчеством они похожи на нас. Например, группа «Пасхальное шествие». Но в этом ничего плохого нет, даже наоборот. Потому что лучше смотреть и подражать нам, чем смотреть на «Зверей», «Братьев Грим» и т.п. Не потому, что они плохие, они нормальные для определенного круга людей, но это не рок-н-ролл. А вот Лёва из БИ-2 специально ставил голос, чтобы быть похожим на Федорова, но ничего плохого в этом нет. – Как появляются ваши видеоклипы? – Специально мы никогда клипы не снимали. Кто-то попросил, кто-то предложил помощь... Поэтому все клипы у нас разные. Моей личной инициативой была съемка клипа «Колпак». Я придумал, как это должно быть, и был непосредственным участником процесса. Очень веселит реакция телевизионщиков, когда я какому-нибудь каналу предлагаю поставить этот клип, потому что его никто не крутит. Меня уверяют: «Как?! Мы точно поставим». Потом так и выходит. Надо признать, что он длинный, шесть минут идет, и к тому же странноватый. Клип малобюджетный, всего двести долларов. Я считаю, что клипы так и надо снимать, а не как наши попсовые артисты любят: чем дороже, тем лучше. Это не так. Главное – все с душой делать, тогда и клип будет суперский. – Как вы отнеслись к тому, что песня «Дорога» попала в саундтрек фильма «Брат 2», а потом и в радиоэфиры? – Балабанов долго уговаривал Федорова, чтобы он разрешил использовать «Дорогу» в фильме, и Леня махнул рукой – забирай. Несомненно, это прибавило нам какого-то веса среди большой части населения, которая ничего не знала про «АукцЫон». – Олег, знакомы ли вы с нашим земляком Вячеславом Бутусовым? – Мы познакомились в далекие 80-е годы, когда «Нау» приезжал в Питер, а потом мы приезжали в Свердловск выступать. Помню, вместе ходили за водкой по каким-то злачным районам. Сейчас меньше стали встречаться, у всех свои гастроли, записи, а когда рок-клуб был, общались чаще. – Не в курсе, Бутусов с Шевчуком помирились? А то одно время писали, что Шевчук с Бутусовым даже на одну сцену выходить не хочет? – Что у них за конфликт, я не знаю, но знаю, что Юра не то чтобы сложный человек, он жесткий человек. Если ему что-то не нравится, он сразу в репу может дать, он мне это сам говорил. Буквально перед поездкой сюда я с ним встречался по кое-каким своим делам. А в то, кто с кем ругается, я стараюсь не вдаваться. – Чем радуют дети? – У меня один сын и одна всю жизнь жена Инна. Сыну уже 19 лет, он учится в Академии гражданской авиации. Увлекается военной историей. Музыку слушает странную, любит Утесова, Бернеса, Трошина и подобных исполнителей. А недавно поставил мне финскую песню 1914 года. Парень просто супер, ну кто в его возрасте слушает такую музыку? А ему нравится. – С его учебой в школе поди-ка проблем не было… А вы как учились? – Да особо хвастать нечем. Учился я средне. Единственная «пятерка» была по истории, по русскому языку и литературе была «четверка». Любил доклады делать про таких людей, как Феликс Дзержинский. В пионеры меня принимали не где-то, а в историческом месте, в Разливе, где одно время Ленин обитал в шалаше. В школе, а потом и в кинотехникуме уроки почти не прогуливал. Я не дружил с точными науками, поэтому приходилось брать усидчивостью, а на переменах успевал почудить. Меня то клоуном обзывали, то кощеем бессмертным. А с сыном мне и впрямь повезло – видимо, в маму пошел. Когда сын пошел в первый класс, я был пьяный вдрабадан, а когда он оканчивал школу, я уже не квасил, сходил на собрание. Я, к слову, пить завязал. Отпил свое. Некоторые наши музыканты еще борются с этой пагубной привычкой, а я для себя сделал вывод: алкоголизм – не шутка. |