«Конкурент» беседует со всемирно известным музыкантом, работающим в жанре World Music.

Вокалист, в совершенстве освоивший не только народные интонации, но и народные духовые инструменты (рожки, обертоновые флейты и другие), снова, как и в 2002 году, проделал тысячи километров, чтобы попасть на фестиваль народного творчества «Живая вода», в девятый раз проходивший в горном Алтае. Сергей Старостин уже разменял шестой десяток. За последние 30 лет он успел побыть солистом хоровой капеллы, кларнетистом с консерваторским образованием, этнографом, изучающим русскую народную музыку, телеведущим. А в результате стал тем, кем он стал, – самым титулованным исполнителем русских народных песен.
Не прекращая карьеру музыканта, двадцать лет назад Старостин стал автором и ведущим радиопрограммы, посвящённой русской традиционной культуре. В 1991 году – режиссёр программы «Мировая деревня» на ТВ. Как певец и инструменталист Сергей Старостин работал с известной норвежской вокалисткой Мэри Бойн и выдающимся армянским музыкантом Дживаном Гаспаряном. Мировую известность музыканту принесла работа в составе ансамбля Инны Желанной и Moscow Art Trio (Сергей Старостин, Михаил Альперин и Аркадий Шилклопер), а также участие в проектах «Хуун-Хуур-Ту», «Волковтрио» и других. Сергей Старостин в 2002 году был номинирован на премию World Music, присуждаемую британской радиокомпанией BBC.
 
– В вашей биографии много неожиданных поворотов, но до последнего времени все они укладывались в коридор фестивального музыканта, исполняющего довольно сложную и не слишком массовую музыку. Но после того, как в 2003 году вы выступили музыкальным продюсером мультфильма «Князь Владимир», вы обрели огромную аудиторию, ведь полнометражный анимационный фильм прошёл в широком прокате по всей России. Эта работа что-то изменила в вашей судьбе?
– Давайте я лучше расскажу, как всё это было, а вы сами решите. Проект был придуман выходцем из Молдавии Андреем Добруновым. Это автор сценария, он же художник, он же режиссер, он же выступил и продюсером проекта. Мне он предложил решить непростую задачу – подобрать и записать музыку. Андрей хотел сделать мультик не диснеевским, а нашим – в стиле старой отечественной анимации. Благо художников, владеющих этой техникой, еще можно найти. И вот он их собрал. Нестандартная картинка требовала и другого, не развесёлого саундтрека. Он дал мне свободу выбирать тех, кто мне действительно интересен. Правда, для меня это была первая работа в кино, и мы оба не вполне понимали, что должно получиться, – продвигались практически на ощупь.
Мне было важно добиться серьёзного материала, и я обратился к тем, кто мне был на тот момент интересен. Это представители андеграунда русской музыки, джазовые авангардисты, мои коллеги по проекту Инны Желанной – Сергей Калачев, Игорь Журавлев, Сергей Клевенский. Они представляют экспериментальное рок-направление, ансамбль духовной музыки «Сирин». В проекте также принимали участие фольклорные музыканты, этнические коллективы…
– Ничего себе! Вы довольны результатом?
– Ох, этот опыт очень тяжёлый. Конечно, процесс создания музыки – интересный и увлекательный, вдобавок, выступая продюсером, всегда что-то новое открываешь. Особенно ярко это проявляется, если делаешь не самостоятельный проект, а к чему-то – как этот. Но есть и множество подводных камней. Например, в анимации важно синхронизировать звуковую дорожку с движением, монтажом. Считайте, нужно сделать музыку к полуторачасовому клипу.
– В такую регламентированную сетку очень трудно вписаться?
– Конечно, мы испробовали все «прелести» такой «протокольности» сполна. К тому же первому продюсеру не хватило денег, и проект был выкуплен другим продюсером, Поженяном. Так вышло, что он постарался внести свои коррективы в уже запущенный проект. Например, появился Коля Расторгуев, который исполнил три песни.
– Как вы на это реагировали? Боролись с этим?
– Нейтрально. Существует определенная система отношений. Нужно принимать правила игры и искать компромисс. Если это независимое кино с авторской музыкой, то можно гордо поднять голову и сказать во всеуслышание, что я ни от чего и ни от кого не завишу. Но при этом придётся рассчитывать только на фестивальную аудиторию: в прокат этот фильм, скорее всего, не попадёт. Одним словом, ты рискуешь остаться хоть и с поднятой головой, но наедине с самим собой.
– Ваш личный рейтинг вырос после этого фильма? Вы ведь, можно сказать, покинули андеграунд: вашу фамилию в титрах прочли миллионы людей!
– Ничего не изменилось. Есть форматное, а есть неформатное искусство. Моё творчество почему-то всегда причисляли к неформатному. Логично это или нет, но неформатное уходит в андеграунд, то есть становится абсолютно не транслируемым для большого количества слушателей. А носители этого искусства – артисты – окончательно перестают быть интересными для масс-медиа.
Поженян был с самого начала слегка недоволен тем, как делается музыка к фильму. Для него это тоже был дебют в мультипликации – его компания занималась прокатом как раз диснеевских фильмов. Поженян много времени провёл в Америке, поверил в силу анимации и захотел такого же успеха, как Уолт Дисней. Вот тут и нашла коса на камень – проект-то уже был в работе, и в нём участвовали определённые люди, которые хотели получить определённый результат – свой результат. И он сильно отличался от того, чего хотел Поженян. Но мы, конечно, как могли защищали свои авторские права. И продюсер был вынужден тоже пойти на компромисс. Если бы всё это случилось чуть раньше, меня бы, конечно, не было на этом проекте. Но на переправе коней не меняют.
Слава богу, всё сложилось – я записал, кого хотел, вмонтировали в анимацию. Но потом выяснилась еще одна проблема работы в кино: непрозрачный процесс финального сведения, мастеринга. Вот ты сидел и корпел над какими-то деталями, тонкостями…
– А в финал они не вышли?
– Хуже. В конце этого творческого коридора сидит звукорежиссёр – неудавшийся музыкант и композитор. У него огромные амбиции, он на всё смотрит с позиции несостоявшегося гения. Он делает свое дело холодными руками, топит всё, что для нас было знаковым. Когда я пришёл на премьеру, то просто не узнал саундтрек. Дошло до скандала.
– Может, вам стоит издать свой, авторский саундтрек?
– Можно, конечно. Вопрос в том, разойдётся ли он. Страсти по поводу мультфильма уже утихли, никто нашего саундтрека не ждёт. И всё же, наверное, выпустим.
– Вам хочется перескочить на федеральный уровень, приблизиться к формату, обрести большое признание?
– В музыкальном смысле нет. А вот в организационном – мы в процессе. Уже возникло общественное движение «Этносфера», которое объединило музыкантов самых разных направлений и школ – объединило этнической темой. Прежде всего, в движении участвуют московские музыканты. Это ведь столичная инициатива. Всё организовал Сергей Филатов, у которого есть своя студия и несколько авторских проектов.
– Вы чувствуете, что людей, занятых в этнопроектах, становится всё больше?
– Конечно. Изначально «Этносфера» проводила фестиваль для своих – музыканты собирались на совместные сейшены. Это были трёхдневные сессии в театре Назарова. Во время них каждый участник исполнял 3–4 номера. Эти номера снимали на видео и записывали. В итоге получалась как бы энциклопедия всего, связанного с этнической музыкой. Это был серьёзный смотр «сил», которые есть в России. По итогам «рейдов» выпускались CD и DVD.
А в прошлом году мы решили, что делать фестиваль для музыкантов – недостаточно. И провели несколько гала-концертов в Москве, Нижнем Новгороде, Ярославле и Иванове. Мало того, в Ярославле сделали большую программу с симфоническим оркестром. Причём специально для неё были написаны аранжировки для оркестра композитором Андреем Дольниковым. Акция сближения наших идей и академической музыки получилась очень успешной, и теперь мы планируем продолжить эту историю в Москве. Для более широкого охвата нам нужна государственная поддержка.
– Я думаю, скоро отношения между зрителем и артистом, тем более в нишевом сегменте, глобально изменятся. Поклонники будут объединяться в группы, собирать членские взносы и передавать их любимому артисту. А тот перестанет издавать диски и станет выкладывать в свободном для поклонников доступе свою музыку, тексты, наброски…
– Наверное, такая экономическая форма сотрудничества возможна. А вообще народную музыку «не задушишь, не убьёшь». В любом случае найдутся энтузиасты, которые станут это делать.
– Ума не приложу, как такой музыкант выживет, на чём он будет зарабатывать? Вот вы записываете диски, но львиная доля денег уходит в розницу, в логистику, полиграфию… Даёте концерты, но чаще всё же вас можно услышать на таких фестивалях, как этот, где вход бесплатный или что-то вроде того...
– Если приоткрыть тайну о моём финансовом состоянии, всё окажется просто. Я участвую в нескольких коммерческих проектах, которые не нарушают моего имиджа. И на деньги от этих проектов я могу существовать. Например, меня кормит телепроект «Странствия музыканта» – это моя авторская программа на канале «Культура».
– Вы уже давно попали «в телик». Как получилось, что вы оказались в эфире?
– Моя первая телепрограмма называлась «Мировая деревня» – это уже дело давнее. А вот с каналом «Культура» всё понятно. Он ведь изначально призван был «культивировать» национальную культуру. При этом на нём не было ни одной программы о русской народной музыке! Собственно, таких программ не было нигде. Существует, конечно, программа на Первом канале, которая хоть как-то касается этой темы, – «Играй, гармонь!». Но это уже давно пиар наследников Геннадия Заволокина.
– А разве когда-то эта программа была близка к русской культуре?
– Конечно, нет, но она трогала сердца людей. В этой программе демонстрировали весьма востребованную поселково-городскую культуру XX века. Собственно, и та программа, в которой я сейчас занят, больше затрагивает исторический контекст городской национальной культуры. Концепция в том, чтобы взглянуть на мир через призму музыки. И, знаете, всё меньше и меньше музыкальных явлений, которые имеют чистые корни, – в основном это вторично-третичный музыкальный продукт, который неправомерно принимает на себя корневую функцию. Пользуясь случаем, призываю всех людей, которые используют народную музыку в своем творчестве, не брать на себя несвойственные им функции по пропаганде корневой культуры. Достаточно просто отвечать за себя. У корневой музыки своя природа, и за нее отвечают другие люди. А мы должны вести себя скромнее и понимать, с чем имеем дело.
– Как получилось, что музыка алтайцев и тувинцев востребована во всем мире, а русская музыка пребывает «в загоне» как на родине, так и за рубежом?
– Пусть это не обижает ни алтайцев, ни тувинцев – именно экзотика культур позволила им выйти на мировую арену. Владение горловым пением, техниками и способностями извлекать из себя необычные звуки – это привлекает всех. Другое дело, что мода переменчива. Я не готов прогнозировать, сколько этот интерес продержится – дай бог, чтобы желание слушать «Хуун-Хуур-Ту» превратилось в насущную потребность. Такие группы получают возможность жить полноценной творческой жизнью на протяжении десятилетий. И всё же есть перемены. Например, ирландский степ-балет, который был известен повсеместно, сейчас уступил место другим «фишкам». Это всё продюсерские игры. Сегодня они протаскивают на рынок один продукт, проходит время, и они вытаскивают из-за пазухи другой. В современном мире всё быстро приедается, приходится всё часто менять. Такого не было раньше, – традиции складывались веками. Понятия моды просто не было. Это что-то привнесённое и очень опасное.
– У вас никогда не было искушения сыграть на переменчивости моды? В качестве продюсера, не от первого лица, сделать коммерческий продукт? Такой, например, как проект «Волга». В своё время он был довольно популярен...
– Я всё время борюсь с этим искушением. (Смеётся.) А «Волга» никогда не имела никакого отношения к традиции, к народной музыке. Это музыкальный продукт, созданный талантливыми людьми – Анжелой Манукян и её сподвижниками. У неё прекрасный голос, и она просто чудесный человечек.
– Получается, все ваши новые проекты – за правду?
– Можно сказать и так. В последнее время у меня наконец сформировалось представление о том, куда двигаться и с кем. Появилось несколько новых проектов. Судьба свела меня с этно-барабанщиком Марио Колдолару, который приехал из Молдавии. Мы решили сыграть в культурном центре «Дом» и отправились в «свободное плавание» импровизации. Мы особенно и не репетировали – мне кажется, одно из главных достоинств музыки в возможности легко, спонтанно музицировать. Бесконечные репетиции часто приводят к выхолащиванию. Поэтому и альбомы свои я стараюсь писать live.
– Вы совсем забросили кларнет?
– Я использую его только в одном проекте – в Moscow art trio. Просто места ему не нахожу. К тому же если браться всерьёз, нужно будет идти по пути развития своего кларнетизма. На это не то чтобы времени нет, и не лень это… Просто есть другие способы самовыражения.
Так я не договорил. Много проектов появилось. Вот один мы назвали «Проще простого» – в силу того, что это музыка единения без утомительных разогревов и репетиций. Инициатором проекта выступил Андрей Котов. Он предложил объединить усилия трех музыкантов – мои, его и лидера группы «АукцЫон» Леонида Фёдорова. Мне это поначалу показалось чем-то сильно искусственным – всё же в разных сферах мы задействованы, можно даже сказать, что в разные стороны тянем. При этом, конечно, всегда уважительно друг к другу относились. Но в один прекрасный момент искусственность куда-то испарилась. А всё дело в том, что мы нашли тему, о которой нам есть что сказать. Мы решили петь песни о смерти, и, как ни странно, эта тема оказалась очень актуальной.
– А ведь поп-искусство – это наркотик, который…
– Всё правильно – «лёгкая» культура призвана отвлечь трудового человека, гражданина от всяких ненужных мыслей. И прежде всего от осознания того, что мы временно на этой земле. Человек страшно боится конца. Игрушечная смерть – киносмерть – это здорово: бах-бах! – и вот уже вокруг лежат «пачки» врагов. На реальную смерть наложили табу. Что-то неправильное произошло в мире... И вот мы покопались в своих репертуарах, что-то раскопали, разучили и сделали длинную программу о том, что праздник жизни не бесконечен. Рано или поздно придётся отчитаться – кто что сделал. Нужно быть готовым к ответу – для этого нужно меняться уже сейчас. Смерть не страшна, если она праведная, если она приходит к человеку, достигшему мудрости, к тому, кто хотя бы последние годы прожил праведной жизнью.
– Наверное, тяжеловато на концертах такие песни слушать?
– Да нет же! Люди уходят с концерта бесконечно благодарные и просветлённые. Это не погружение во мрак, во что-то жуткое с точки зрения физиологического бытия: вот был – и нету. Это восхождение дальше.
– А вы сами давно поняли, что смерть – это не конец?
– Уже довольно давно. Теперь я рассказываю об этом другим.