«Конкурент» беседует с главным травматологом города, заведующим отделением травматологии Городской клинической больницы скорой медицинской помощи №6 имени Н.С. Карповича.

Медицина – отрасль, конечно, неоднозначная. Приоритетная и болезненная одновременно. И, пожалуй, здесь, как нигде более, высока концентрация истинных фанатиков своего дела на один больничный квадратных метр. Наш собеседник – из их числа. Две трети своей жизни он посвятил помощи больным, став для красноярской ортопедии и травматологии фигурой, без преувеличения, известной. На стенах крохотного кабинета завотделения – десятки фотографий именитых спортсменов и высоких чиновников со словами благодарности за подаренное здоровье. Накануне шестидесятилетнего юбилея Владимира Брюханова, в перерыве между операцией и приёмом в поликлинике, рассуждаем о частной и государственной медицине, вспоминаем дефицитное прошлое и делимся мечтами о будущем.

– Я обычно готовлюсь к интервью, а вы внезапно так.
– Эффект неожиданности, как правило, благотворно на искренности ответов сказывается…
 – Правильно, буду отвечать как на духу. (Улыбается.)
– Тогда рассказывайте: как долго вы в медицине?
– В этой обители, я БСМП имею в виду, я работаю уже тридцать четыре года. Пришел сюда еще медбратом на пятом курсе Медицинского института. Затем субординатура. Как говорится, вместе с этой больницей рос и мужал.
– Давайте вспомним, с чего всё начиналось?
– Сейчас говорят на каждом углу: современные методы – не современные, частные клиники – государственные. Знаете, всё новое – это действительно хорошо забытое старое. Или не забытое. Когда сюда пришел, здесь работали ведь легендарные доктора: мой начальник и наставник Борис Захарович Коган, профессор Роднянский, Алексей Александрович Гайдуков. Это те люди, которые стояли у истоков в Красноярске отделения травматологии и ортопедии. Казалось, буквально вчера был 1978 год. Тогда известный сейчас всем аппарат Илизарова был редкостью жуткой для нашего города, никто этого не знал. Я пришел работать в БСМП примерно в июле, а через месяц Борис Захарович, тогда заведующий отделением, взял меня с собой на конференцию в Курган. Ну, не знаю, сейчас это можно сравнить с приездом американцев сюда. Это было принципиально новое для нас – такие аппараты. Привезли их на сибирскую землю, начали потихоньку делать операции. Почему я сказал, что новое – не забытое старое? Вот сейчас, допустим, я пришел из операционной – там больному не нужны эти сверхновые технологии, ему нужен как раз аппарат Илизарова. Кому-то, наоборот, нужна иная методика, более современная. Конечно, ничто на месте не стоит. Наше отделение травматологии вообще, мне кажется, своеобразная лакмусовая бумажка – можно проследить всю эволюцию становления отечественной медицины. Важно один принципиальный момент понимать: всё индивидуально. Сейчас ведь, сами видели, эпидемия какая-то на обследования: придешь к терапевту, а тебе еще целую стопку направлений на анализы выпишут. Мне кажется, такая массовость обследования иногда лишняя, это не панацея. Иногда диагноз виден, и все расходы на анализы и исследования абсолютно неоправданны: вот если вы видите, что я пред вами сижу, зачем, скажем, вам ещё моя фотография? Или к вопросу, как жилось в перестроечное время… Как аппараты начинали делать? Был же откровенный дефицит всего. К нам поступает мальчик, фамилия его Бушмакин, почему-то хорошо так запомнил. Ломает он обе ноги, то есть человек прикован, в гипсе. Аппаратов нет, разговариваем с папой его: говорю, нужно вот таких колец металлических восемь штук. Он быстро едет к знакомым в цех куда-то, они точат кольца, мы парня оперируем – и всё в порядке. А ведь всё могло затянуться на месяцы, и время было бы потеряно. Так что взаимопонимание и обоюдная заинтересованность в хорошем результате, в спасении – это крайне важно.
– Врачей часто называют «фанатиками»: мол, горят на работе за копеечные зарплаты, плюс ко всему – колоссальный стресс и напряжение.
– Так и есть. Все ребята одержимые, конечно, у нас. Важно «болеть» за то, чем занимаешься: скажем, вот наши врачи съездили в Новосибирск, обучились, теперь мы можем дома делать операции сложные на позвоночник. А это большое подспорье для больных – не тратить силы и деньги на непростые транспортировки. Или вот, допустим, эндопротезирование. Раньше, если у человека проблема с суставом, заменить его было доступно только в Москве, а сейчас для нас это уже дежурная, можно сказать, операция, вот буквально завтра делаю такую женщине.
Так получилось, что в нашем городе ортопедии нет – когда-то из Первой городской перевели в БСМП отделение, с тех пор и несем эту функцию: это больные с врожденными заболеваниями, с запущенной стадией. Вот, допустим, сейчас пойду в поликлинику принимать пациентов. Вроде громко звучит «главный травматолог города», а в чём это заключается? Вот приду сейчас, а там человек сорок сидит, в основном пожилых людей. За это не платят, это общественная нагрузка. Приходят сюда те, кому разъяснить нужно, что и как, кто-то идет из других больниц города, где обидели. Что толку искать крайнего? Надо выслушать человека, выявить проблему и помочь. Приходят и за банальными направлениями к узким специалистам. Или идут, грубо говоря, и просто выговориться, рассказать о непростой жизни.
– Не секрет, что всегда проводили эту пресловутую черту – «мы» и «запад». Причем касается это не только медицины. И всё же вы знаете, как работают, допустим, ваши коллеги за морем? Это так, для справки, дабы понимать наше с вами положение дел…
– У нас много говорят: «вот в Америке…» или «ух, в Европе», мол, самое лучшее, новое и высокотехнологичное. На конкретном примере скажу – мы ничем не хуже. Вот, скажем, наш коллектив: Олег Александрович Гендин, мой давний коллега, прекрасно владеет английским языком, можно сказать, налаживает международное медицинское общение между нашей больницей и американскими докторами.
– Любопытно. И каким образом?
– Начну, пожалуй, издалека. История такая: если помните Станислава Игнатьевича Стародубцева, царство ему небесное, – наш бывший главврач, депутат Законодательного Собрания края. Так вот, был период после перестройки, это 1994 или 95-й год, когда нашу группу красноярцев – юристов, представителей бизнеса – отправили в Штаты, в штат Монтана. В том числе был и Стародубцев. Бизнесмен, собственно говоря и заваривший всю эту кашу с обменом опытом Россия – Америка, нашу делегацию там бросает. Что оставалось делать? Юристы местные приютили наших юристов, предприниматели – красноярских коллег, а вот Станислава Игнатьевича под опеку свою взяла группа заморских врачей. Он у них погостил и, как человек радушный, разумеется, позвал к нам в гости. И вот к нам приезжает группа американских врачей – анестезиологи, реаниматологи. В том числе и Роберт Шульц – он ортопед. В общем, бродят по нашим коридорам гости из Штатов, смотрят на оборудование, но как-то без особого энтузиазма, так скажем. И вот мой коллега Олег Гендин, видя, что иностранцы скучают, подошел к нему и на его родном английском говорит: «Пойдем к нам в гости, у дочки день рождения». Так они и проболтали потом всю ночь. С этого всё и началось: не было тогда еще ни интернета, ни электронной почты, при помощи обычной переписки стали отношения между красноярцами и американцами крепнуть. Потом знакомство выросло в профессиональное сотрудничество: Олег поехал к Роберту Шульцу в гости, посмотрел клинику, привез много полезной информации. Потом опять приезжали американцы к нам. Так вот, Роберт Шульц и говорит: мол, ребята, давайте на вашей базе будем реализовывать свою программу. Дал нам большое количество всевозможных конструкций, инструментов. При поддержке администрации краевой мы слетали в Америку, получили соответствующее медицинское обучение и уже дома начали делать операции по методу американцев.
– А это что-то принципиально новое для российской медицины?
– Вот для сравнения: при простом лечении со всеми «прелестями» – гипсовой повязкой, скрепами и так далее – больной четыре месяца на костылях. Аппарат Илизарова – очень хорошо, но неудобства: ухаживать за спицами надо, человек, конечно, дискомфортно себя чувствует, что говорить. И вот эта «американская» конструкция: два малюсеньких разреза, оперируем больного – и на четвертый день он уже дома, через месяц приступает на ногу, а через три – уже спортом вовсю занимается. Есть разница? Разумеется. Есть у нас пациент – парнишка на ноге перенес 25 операций, приговор – надо ампутировать. Спрашиваем доктора Шульца: «Роб, как быть?» – «Я вам нарисую схему, как необходимо произвести ампутацию, и если парень готов приехать в Штаты, я ему сделаю хороший протез». И это случилось. Здесь отрезали ногу, в Америке подобрали идеальный протез. И когда слышишь от него сейчас: «Меня дети не видели без костылей, а сейчас с ними могу проводить время, как полноценный папа», это дорогого стоит. Нет безвыходных ситуаций. Я всегда говорю, что медицина – это не отрасль, это профессия. Неправильный подход – «обслужите меня». Врач всегда отдаёт частичку души, вникая в проблему больного, кто бы что ни говорил. Как пишет в своих записках известный доктор Вересаев, если больной погибает от голода у порога булочной, ему не дали хлеба – это не страшно. А если больной от того же самого погибает у дверей врача – не оказали помощь. Значит, ты должен сделать всё возможное и невозможное, чтобы просящий был услышан. Какие бы времена ни были, мы должны помогать. А от того, что наберём этого высококлассного оборудования или тех новеньких аппаратов, много не зависит: не будет одного – будем лечить другим. По стране если говорить о развитии – везде всё одинаковое: покупают те же инструменты и в тех же количествах, лечат людей с одними и теми же заболеваниями, испытываем одни и те же нехватки и трудности. Как это ни называй – частная, не частная – всё равно лечили и лечить будем.
– Ещё такой момент: многие отмечают, что сегодня просто повальный ажиотаж какой-то на услуги недипломированных медиков: деревенские знахари, старухи-заговорщицы. Любопытно услышать отношение к такого рода врачеванию человека, треть века отдавшего медицине.
– Вы знаете, я бы сказал так. Конечно, есть такие моменты, но вот чтобы бабки что-то попортили – мало. Они ведь не берутся за настоящие болячки, так скажем. Чаще всего это просто психологическая помощь, работа с подсознанием пациента, а не конкретная помощь. Или сделать хороший массаж – это да, тут они мастера. Почему люди обращаются к народным целителям? Чаще всего – от безысходности: пришли в поликлинику, наткнулись на непонимание, неидеальное обслуживание или же долго лечатся и безрезультатно. Конечно, шутить с этим не надо – лучше обратиться в несколько клиник, а не искать таких первобытных способов побороть недуг.
– Вот вы так восторженно говорите о том, чем занимаетесь. Но ведь в любом ремесле свои недочеты…
– Всегда вот говорят про мизерные зарплаты врачей, острую нехватку денег на медицину вообще и так далее. Чего таить, я секрет не открою: столько денег, сколько хотелось бы для безоблачного функционирования всех отраслей медицины, нет. Везде есть свои проблемы и нюансы. Но кто мешает использовать то, что в твоих силах? Кто мешает зарабатывать на каких-то грантах, с помощью сотрудничества с иностранными партнерами? Кто мешает спонсоров искать? Надо не ныть, а работать. Это ведь как в любом деле, «ноги кормят»: если ты не будешь шевелиться, поддашься лени и согласишься по течению плыть – ничто не изменится.
К примеру, вот фото у меня висит с доктором Клаусом из Мюнхена. Еще в свое время мы начали заниматься артроскопическими операциями. Ну, влюбился я в это дело, изыскивали любую информацию про это направление, методики. И вот в девяносто четвертом – сделана первая операция. А два года спустя было учреждено Российское артроскопическое общество, где ваш покорный слуга идёт под седьмым номером, – мы были у самых-самых истоков. Это к вопросу об изыскании возможностей для развития медицины. Мы, грубо говоря, активно «пользовали» бизнесменов. Москвичи-организаторы сдавали площади бизнесменам, которые продают медицинские инструменты, те платили хорошие деньги. На эти деньги и приглашались профессора из Германии, Швейцарии, которые читали нам лекции. Тогда на съезде артроскопического общества и предложили полететь в Германию, и снова наш Олег Гендин не поленился, подал документы и на месяц улетел в клинику доктора Клауса. Конечно, опыт там он получил колоссальный. Мы вот до сих пор это общение и с немецкими партнерами, и с американцами поддерживаем, и самое важное – получаем достоверную информацию от первоисточника, так сказать. Просто как бывает: не дай бог, конечно, коснется меня, коснется вас – хочется, чтобы тебя или родственника пролечили хорошо. Начинаешь копать интернет, опрашивать знакомых, читать частные объявления клиник. А зачастую ведь то, что публикуется в сети, таковым не является. Поэтому наша дружба зарубежная очень помогает: в каких-то научных спорах на конференциях мы уже отталкиваемся не от пресловутой статистики, а от конкретных данных, мнений реальных врачей.
Например, в 95-м году начали заниматься артроскопическими операциями. Как это было раньше: разрез на двадцать сантиметров, гипс на три недели плюс три недели на костылях. Теперь это, конечно, вчерашний день. Сейчас подобные операции – это маленькие дырочки: сегодня прооперировали – завтра уже домой. К работе, не связанной с физическими нагрузками, можно уже через неделю приступать. Может, такие сроки реабилитации не так важны для нас, простых людей, как они первостепенны для представителей большого, профессионального спорта.
– Только намеревалась спросить: на табличке двери под вашей фамилией в том числе и наименование «отделение спортивной медицины». Вы занимаетесь восстановлением наших спортсменов?
– Да, так и есть – мы негласное отделение спортивной и балетной травматологии. Есть абсолютная необходимость такого отделения. Если обычный пациент спрашивает, когда на работу выйдет, когда на машине уже сможет ездить или в саду-огороде можно будет копаться, то ребята-спортсмены первым делом интересуются: когда можно начать тренироваться? Это и материальная сторона вопроса, и духовная гармония, да по большому счету – вообще вся их жизнь. Действительно, у меня вот коллекция – не ниже мастера спорта. Началось всё с регбистов, потом пошло-поехало. Если бы раньше спортсмен, сделав операцию, восстановился через три-четыре месяца, то сейчас он может прийти в форму уже спустя месяц. Это ведь принципиальный момент, когда каждый день на счету. Вот типичный пример – наш легендарный борец Бувайсар Сайтиев.
– То есть среди пациентов олимпийские величины даже?
– Да, и он наш клиент. В 96-м мы предоставляем помещение, краевая и городская администрации организовывают медицинскую конференцию по Сибири и Дальнему Востоку. Приезжает президент Российского артроскопического общества Лисицын, и мы должны подобрать ему шесть пациентов для показательных операций, так скажем. Так вот в числе этой шестёрки был и Бувайсар. В апреле спортсмена оперирует первоклассный врач, а уже в июле на первых своих Олимпийских играх он становится чемпионом. Конечно, победа не потому, что именно мы там сделали операцию, а потому, что появилась возможность вовремя помочь.
Вообще ведь есть такая фраза, сказанная великим хирургом и святым Войно-Ясенецким. Он четко говорит: ребята, «не надувайте щеки», вы призваны помочь больному справиться с его недугом. Если раньше такие операции делались только в Москве или за границей, то с тех пор наши ребята прибегают к этому вынужденному вмешательству дома. Столица, не говоря уже о заморских клиниках, другие цены имеет.
– Утолите сугубо профессиональное любопытство: кого из наших именитых спортсменов касался ваш скальпель?
– По всем фотографиям на стене можно увидеть, кто в наших пациентах числится. И ребята-регбисты «Енисея-СТМ», и наши борцы-вольники, дзюдоисты. Вот девочка из сборной России по лыжным гонкам, чемпионка страны – в Москве запросили за операцию дурные деньги, приехала домой – сделали, она через два месяца уже на Кубке. Или вот известная наша балерина Маша Потылицына. Ребята из ансамбля танца Сибири имени Годенко. Здесь – пловцы из сборной России. Вот ребята из футбольного «Металлурга», это наш хоккейный «Енисей», рядом одноименный клуб баскетбольный. А вот на другой стене, так сказать, шефы и спонсоры. Из известных вам лиц, пожалуй, Александр Иванович Горовой, Валерий Михайлович Зубов.
– Интересные, конечно, факты – при условии существования массы частных клиник, скажем так, с несколько другими условиями…
– У нас почему-то привыкли, что «частное» – это показатель качественности. Я бы так эти понятия не объединял. Можно ведь получить точно такую же квалифицированную помощь, обратившись в простую государственную больницу. Зачем переплачивать за этот ярлык «частная клиника»? Тех, кто готов вот так просто, не глядя выбросить деньги за простой приём терапевта или консультацию специалиста, не так много. Многие хают БСМП – мол, никаких условий, устаревшее оборудование и так далее. Доля правды, конечно, есть. Но важно то, что трудятся здесь поистине фанатики своего дела, которые готовы, что называется, за идею выздоровления только работать. А такого не найдешь зачастую ни в одной платной больнице с кондиционерами, телевизорами и холодильниками в палате. Если важна шикарная атрибутика – это, конечно, не к нам. А если хороший результат и высококачественная помощь, вежливое обращение персонала – мы примем всех, кто в этом нуждается. Да не бывает больному хорошо в палате, какой бы светлой она ни была, сколько бы там наворотов и микроволновок ни стояло: любому человеку скорее хочется домой. Поэтому крайне важно применять новые технологии, чтобы убыстрить процесс выздоровления.
В любом случае, важен индивидуальный подход к каждому, кто идёт к тебе за помощью. Вот она просто бабушка для нас, которая сидит в коридоре и ждёт, когда врач Брюханов примет её. А потом оказывается, что это Мария Петровна, которая всю жизнь проработала в школе, она педагог, а сейчас так вышло, что осталась за бортом жизни. Ну как ей не помочь? Начинаешь беседовать, понимая, что человек может. Разбег ведь в тех же медпрепаратах громадный: кому-то нужно, чтобы просто вылечило, кому-то – чтобы в рекордно быстрые сроки. Кому-то в Англию на турнир лететь через две недели, а кому-то лишь бы до магазина безболезненно выйти. Поэтому каждый пациент должен быть уверен, что перед ним не просто слушатель его бед, а человек, который обязательно найдет выход из сложившейся ситуации и поможет конкретно ему.
– Владимир Иннокентьевич, какая самая заветная мечта? Что загадаете, задувая свечки на именинном торте?
– Знаете, как бы пафосно ни звучало – мне хочется, чтобы после нас осталось достойное поколение. Не знаю, уж в силу чего меня начали посещать такие мысли. Хочется, чтобы не было стыдно за страну, в которой живём. А еще мечтаю, чтобы на долю тех малышей, которые вот сейчас родились, и тех, которые еще родятся, пришлось как можно меньше всяких встрясок, государственных катаклизмов и кризисов. Пусть они живут в мире, полном гармонии и достатка. И здоровья, конечно.