начало на 1 стр.

– Ну, а те страшные дела не возвращаются уже? Когда в Дмитрове вы в реанимацию попали с внутренним кровотечением, язвой желудка и давлением 40/0. Между жизнью и смертью зависли...
– Посмотрим. Пока всё «тихо». Но в жизни заранее ничего говорить нельзя.
– Курить бросать, как я вижу, не собираетесь?
– В этом мой практически единственный порок.
– Алкоголь, выходит, вы причисляете к добродетелям?
– Пить я буду обязательно! Просто как захочу. Сейчас не хочу – не пью. Хочу – пью.
– Давно «не хотите» пить?
– С полгода где-то.
– А жажда концертной деятельности сильна ли? У вас где-то в интервью было: «Лет пять попою, а там посмотрю – буду ли петь долго, как Кобзон, или вообще завяжу».
– Думаю, ещё года два надо будет пропеть, а дальше видно будет. Посмотрим, как пойдёт. Будут ли люди воспринимать меня в другом виде? Нельзя всё время петь.
(Парню в белоснежной сорочке) Чаёк принес? Горяченький? Там врача моего завтраком кормишь? Он в девятом номере, постучи, предложи ему что-нибудь.
– Это не фониатр в девятом номере?
– Нет, это из Москвы врач, который приехал мне интоксикацию гриппозную снять.
– Неужели у нас в Сибири терапевтов нет?
– Просто я его давно знаю. Это личный врач моей семьи. Он много лет за мной смотрит.
– И прилетел по звонку?
– Ну, а куда деваться?
– Болеете сколько? Дней пять?
– Да дней десять уже. В поезде где-то продуло. Гастрольные эти дела так просто не обходятся. Тем более сейчас все болеют.
– Антибиотики пьёте?
– Пропил курс. Но постоянно их нельзя.
– А фониатрам доверяете? Могут ведь такие шарлатаны быть…
– Ну, шарлатанов я не встречал. Просто одни люди высокого уровня врачи, другие пониже. Это везде, в любой сфере.
– Да вы уж и сами, наверное, знаете больше, чем фониатры?
– Больше – нет. Но что нужно – знаю.
– У фониатров в основном медикаментозное лечение или просто курсы упражнений?
– Медикаментозное, в том-то и дело. Курс упражнений я на гастролях не делаю, а между поездками – да, стараюсь. Хотя это всё у меня от случая к случаю. Надо бы превратить в систему, тогда это будет работать.
– Убираем болезни в сторону! Переходим к здоровому образу жизни. В вашем распорядке есть спорт? Хотя бы на уровне прогулок. Утренняя зарядка…
– Да, утренняя зарядка, небольшая. Утренняя или обеденная – неважно. Можно и вечером зарядку делать.
– Но ведь главное – это воздух. Надо пробежки делать или хотя бы ходить.
– Ой, я не бегаю! Ходить хожу, но зимой я и этого не делаю, потому что холодный воздух, я его вдыхаю – и всё, хана.
– Предпочитаете перемещаться за рулём? Если не в гостях и не на гастролях. Или всё-таки пешком?
– Летом пешком. Очень много хожу. По 15, по 20 километров в день.
– Это бывает в основном в Сочи?
– Нет, и в Москве я много хожу пешком. А в Сочи я наведываюсь раз в полгода, и то один день.
– Во время прогулок разве не ощущаете, как меняется популярность? Прилипчивость особо любопытных граждан не раздражает?
– Мне особо никто не докучает. Я абсолютно спокойно хожу по улице что здесь, что в Москве, где угодно.
– Ну а если подойдёт за автографом красивая девушка?
– Я вообще никому не отказываю в автографах. Жалко мне, что ли, автографа! (Усмехается.) Я не люблю фотографироваться, это да.
– В сети отыскал новость, что у вас появился загородный дом в Таиланде. И форумчане недоумевают, мол, что за дела – ведь в Таиланде покупка недвижимости иностранцам вообще запрещена.
– Не совсем так. Покупка не запрещена, просто ты имеешь право купить некое предприятие: будь то дом или фабрика, только в том случае, если 51% будет принадлежать какому-то местному бизнесмену. Покупаешь якобы на паях с ним, а потом ты эту долю выкупаешь у него на законном основании. Есть такая практика юридическая. Поэтому люди, которые говорят об этом запрете в сети, правы и неправы одновременно.
– Дом ваш в Паттайе находится или в Пхукете?
– Пхукет. Океанский воздух.
– Но вы же знаете, что Пхукет опасен из-за угрозы цунами. Индийский океан трясёт неслабо. Вдруг волна пойдёт…
– Ох, может, и достанет! Однако будем надеяться на лучшее.
 – Дом не в ста метрах у океана стоит?
– Двести метров примерно. Может, чуть меньше. Раза два в год там бываю. Жена с детьми намного чаще туда ездит. Сезон дождей там летом и осенью, насколько я знаю. Зимой там бываю, отдыхаю. Но я не могу приезжать надолго. Дней 5-7 – и обратно.
– Не страдаете от перепада климата? В России морозы, а там сущее пекло.
– Все страдают! Мне в этом смысле везёт, потому что там океан, и я всё время плаваю, купаюсь.
– О Сочи как о малой родине остались только воспоминания? Или там тоже есть недвижимость, родственники живут?
– Там матушка живёт в своей маленькой квартирке с внуком и внучкой. Ей там нормально. Я много раз звал её в Москву переехать, но она не хочет.
– Её сочинские внук и внучка – это ведь не ваши дети?
– Это сестры сын и дочка, племянники мои. А у меня все девчонки.
– Одна из ваших дочерей по-прежнему учится в Лондоне?
– Закончила уже, сейчас тоже в Москве.
– Работу нашли ей? Помогли?
– Нет, она пока отдыхает, ищет себя. Ей я уже помог, теперь она взрослый человек, пусть думает сама, что ей делать, мне лично всё равно.
– Своего молодого человека ещё не представляла?
– Нет, слава Богу. Пока нет. Хотя это её личное дело.
– Было бы интересно подробнее узнать о ваших родителях: откуда они, чем по жизни занимались?
– Коренные сочинцы. Отца уже нет, царствие небесное, Виктору Антоновичу было 57 лет, когда он ушёл, достаточно молодой был человек. Он погиб в автомобильной катастрофе. Матушка жива, дай Бог ей здоровья. Отец всю жизнь проработал на мясокомбинате. Мама связана была с медициной, долгие годы работала в городской поликлинике и на хлебокомбинате в медпункте, сейчас на пенсии.
– Журит, наверно, вас по телефону: «Следи за собой, форточку закрой!»
– Бывает, да. Мамы все одинаковые.
– На вашей малой родине сейчас большие дела творятся. Что скажете по поводу Олимпиады? В Сочи столько всего запланировали. Как бы сдуру море не заасфальтировали…
– Море там давно нужно чистить, приводить в порядок. Я пока не делаю никаких выводов, время покажет. Там нормально всё, строительство ведётся «в полный рост». Думаю, будет не хуже, чем в других странах. Или даже лучше.
– В пять-шесть раз, официально объявлено, больше денег уже вложено, чем в самую дорогую Олимпиаду до этого. Ни в Солт-Лейк-Сити, ни в Турине подобные вложения никому в самых смелых снах не виделись.
– Государство у нас большое. Как правило, у руля власть достаточно амбициозная собирается, поэтому ударить в грязь лицом мы не должны. Не имеем на это ни морального, ни эстетического права.
– Политикой по-прежнему не интересуетесь?
– Нет, я не занимаюсь политикой. Я занимаюсь музыкой. Может быть, рано или поздно поменяю род занятий. Если бы я был бизнесменом высокого уровня, тогда, может, и политику «осчастливил» бы собой. Но поскольку я ПОКА занимаюсь только музыкой, политика меня интересует постольку-поскольку, хотя, наверное, это и неправильно. Потому что рано или поздно либо ты займёшься политикой, либо политика займётся тобой.
– Но на выборы-то вы однажды ходили.
– Почему же «однажды»? Всё время хожу на выборы.
– И будете ходить?
– Буду. Я патриот своей страны.
– Если уж патриот, то надо, наверное, сейчас только «против всех» голосовать?
– Почему? Это удел несчастных людей, я думаю. Как можно идти против всех? У каждого кандидата есть своя программа, нужно с ней ознакомиться, посмотреть на человека, проверить его прошлое, как он себя вёл когда-то. Это же всё вычисляется, в принципе.
– Сейчас за «человека» не голосуют. В партийных списках все. «Единая Россия», всё едино.
– Блестящая партия. Я, например, думаю в неё вступить.
– Ну да, потому что вдруг голос подсядет – а у вас уже будет тогда «вечный голос». Миллионы голосов…
– Не знаю, за меня миллионы вряд ли отдадут голоса.
– А хотя бы теоретически: мэром города, например, могли бы стать?
– Боже сохрани! Я ни с какой стороны не могу быть ни мэром, ни каким-либо политическим деятелем. У меня это не получится. Для этого нужно иметь другие мозги. У меня их нет.
– Значит, имеется мудрость, раз так говорите.
– У каждого своё дело в жизни. Заниматься нужно тем, что у тебя лучше всего получается.
– Но ведь даже в музыке нет определённости: «Пять лет попою, а там посмотрим». Будет ли чем заниматься?
– У меня есть небольшой бизнес.
– Подозреваю, что строительный.
– Да, есть строительный бизнес небольшой. Я, правда, там редко бываю, но есть люди, которые этим занимаются.
– А какого плана строительство?
– Жилые дома.
– Сейчас на жильё цены упали.
– Сейчас да. Но мы надеемся, что всё это пройдёт.
– Ну, дома-то, наверное, не позорные у вас? Имя обязывает.
– Всё в порядке с домами.
– Согласны ли с тем, что в будущем «квартирный вопрос» – это не квартиры, а именно дома. Не такие, конечно, как этот дворец у Анатолия Быкова. Но в частной жизни человека должно же быть место, где собаке побегать, где детям порезвиться, куда машину поставить.
– Не каждый может себе это позволить, правильно?
– Но в больших странах многие могут.
– Ну, как «многие»… Да примерно такое же процентное содержание людей, если не меньше, чем в России. Любое государство возьми – есть среднего достатка люди, есть богатые. Как правило, основная масса живёт на определённом уровне, имеет небольшие квартиры. Люди живут, работают, занимаются своими делами. Всё в порядке. Так же, как здесь.
– А какая ещё страна вам интересна? Вот к Таиланду есть неравнодушие, раз там дом приобрели…
– Я абсолютно равнодушен к Таиланду. Жить там я бы не стал, это естественно. Стран в мире много хороших. А Россия чем не страна?
– Стас Михайлов, ваш земляк, в Черногории дом поставил.
– Дай Бог ему… У каждого свой в этом смысле интерес. У меня – свой.
– Так всё-таки: «дальние страны» – это там, где уникальные музеи, знаменитые дворцы, стадионы, концертные залы? Или берег ласкового моря? Или коллекционные вина?
– Если я отдыхаю, естественно, стараюсь в тёплых странах бывать, чтобы восстановить здоровье в целом и голосовые связки. Если зимой, то, как правило, это горы, там дышится по-другому. В основном стараюсь бывать там, где тепло, где есть прогретый океан, 30 градусов тепла. И нормально – плаваешь себе с утра до вечера, ходишь опять же.
– Скоро «тепла» может быть очень много. Глобальное потепление грозит растопить даже арктические льды. Разделяете опасения учёных?
– С фактологической точки зрения я мало что понимаю в науке. Есть люди, которые разбираются во всём этом профессионально. И, видимо, не зря опасаются за будущее планеты.
– Но хотя бы природу вы не засоряете?
– Никоим образом! Я лишний раз окурок не брошу на землю, буду искать мусорное ведро.
– В дочках, наверное, не приходится воспитывать аккуратность? Девочки аккуратны и сами по себе бывают.
– Не знаю. Жена с ними больше времени проводит, чем я.
– А сын в планах не значится?
– Посмотрим. Может, и будет. Если Бог даст.
– В Москве в основном время с семьёй проводите?
– Семья. Дела. Работа. Есть какая-то студия, общение со своими музыкантами, репетиции, просмотр материала. Изучение чего-то интересного из немузыкального мира. Я собираю иконы, книги. У меня хватает забот. А времени, как правило, недостаёт. Сплю мало, хожу много.
– Нередко бывает так, что квартиры знаменитостей в их отсутствие «бомбят». Если, не приведи Господь, такое случится – в милицию станете обращаться?
– Надеюсь всё-таки, что ничего подобного не случится.
– Но если… Будете заявление писать?
– Не знаю. Вряд ли.
– Скорее, позвоните кому-то из влиятельных знакомых?
– По-любому надо будет найти. Я, скорей всего, найду сам, ведь то, что у меня могут вынести из квартиры, продать очень сложно. Во-первых, это вещи эксклюзивные. Во-вторых, они стоят на учёте. Коллегия коллекционеров в курсе, чьи это предметы и у кого они висят. Поэтому продать их будет крайне сложно. Крайне! Если только за бесценок. Но в любом случае, слухи-то ходят, коллекционеров не так много, кому-то что-то принесут – и я сразу об этом узнаю.
– Понятно, у пробегающего мимо наркомана шансов умыкнуть одну из ваших икон практически нет.
– Шансы у всех есть. Вопрос в другом. Мне всё равно, что он у меня вынесет. Главное, чтобы не пострадала семья. Потому что если семья пострадает, меня уже вряд ли что-то остановит.
– А правда ли, что вы за икону машину отдали?
– Да, правда. Это полцены той иконы было.
– Деньгами?
– Деньгами я отдал, больше их не было, и я отдал ещё и машину. Хорошую.
– «Победу»?
– Нет! (Усмехается.) «Audi» А-8, шестилитровую: два телевизора, холодильник и так далее.
– Сами на чём сейчас ездите?
– Я не езжу за рулём. У меня для этого есть специально обученные люди.
– А про Библию расскажите. То ли ХV, то ли ХVII века у вас есть Библия.
– Да лежит, Господи... У меня их много, Библий.
– Такое коллекционирование само по себе интересно. Но, может, в этом корни вашей глубокой религиозности находятся?
– Не могу назвать себя глубоко религиозным человеком. Я верующий, но не фанатично верующий. Отношения с Богом у меня свои. У каждого они свои.
– Они как-то изменились, когда вы сильно заболели и жизнь висела буквально на волоске?
– Всё меняется. И отношение к жизни, и отношение к собственному здоровью в том числе. Сожалею только об одном: нужно было раньше следить за собой, по молодости беречь здоровье. А сейчас уже пытаешься сохранить его остатки.
– Как можете прокомментировать вашу фразу: «Я живу как в раю. Я ничего не делаю, просто зарабатываю деньги»?
– Эта фраза относилась к вопросу о семье. Я в этом смысле действительно живу как в раю. Меня нимало не беспокоят бытовые вопросы. Этим занимается супруга. Иногда только я выезжаю (поскольку считаю, что это мужская обязанность) на колхозный рынок выбрать продукты. Редко, но бывает. В моём доме одни женщины: три дочери, жена, тёща, сестра моя, сестра жены, нянечка…
– Верно ли в таком случае то, что вас совсем не интересует мода?
– Абсолютно! Я к моде никакого отношения не имею.
– Поэтому и на тусовках не появляетесь?
– Не поэтому. Я вообще не люблю никакие тусовки. Что мне там делать?
– А за что другие их любят?
– Ну, им просто нечем заняться, видимо. За общение какое-то, наверное. Это надо у них спросить.
– Ваше отношение к азартным играм…
– Никаких азартных игр!
– Что для вас может быть отдыхом от музыки?
– Ходьба. Пока ты в пути, у тебя есть надежда. В бильярд иногда играю для себя, чтобы просто получить удовольствие. На гастролях я играю в бильярд гораздо чаще, чем в Москве, где практически нет времени. Я ещё собираю бильярдные кии. Кстати, у меня их много уже, штук 35. Они игровые, настоящие, достаточно «заслуженные». Есть и такие, которым по 50 лет, изделия известных мастеров: Чемодановы отец и сын, Борис Михайлович Фёдоров, Толик Ленинградский был такой мастер киёв. Давно я искал его инструмент – и вот нашёл.
– Толик Ленинградский… А вы ведь тоже могли прозвище получить колоритное – Гриша Сочинский.
– Это была идея одного человека, которую я отверг.
– Но есть же Евгений Кемеровский?
– Есть, да. Женя молодец. Но каждый сам себе выбирает погоняло, если так можно выразиться. Меня звали Лепсом с детства. Лепсом я и остался.
– Кемеровский мне рассказывал: «Даю как-то концерт, уже заканчивается всё, и тут в первом ряду кто-то кричит: «Гриша, исполни «Крысу ревность!» Он меня с Лепсом спутал!»
– Молодец, хороший мужик. Он и не понял, к кому на концерт пришёл?
– Пьющих мужиков в России остановить может разве что смерть. А вот и вам вопрос в лоб: наркотики когда-то приходилось пробовать? Ведь Сочи, тёмные ночи, рестораны, юга дурманы… 
– Наркотики «когда-то» все принимали, наверное.
– Ну, не тяжёлые же?
– Как сказать… Да и сейчас вон выйди на улицу, крикни – тебе мешок принесут, если есть деньги. Тогда это было сложней, сейчас гораздо проще.
– При этом всё только начинается, наркоманский пик впереди.
– На Западе кое-где пошли по другому пути. В Амстердаме давно практикуется свободная продажа. Кури себе, хоть закурись. Никто никого не убивает почему-то.
– Что амстердамцу хорошо, то русскому смерть. А вообще-то в мире только вид делается, что борются с теми же медельинскими картелями или с трафиком из Афгана. Все давно в доле, эти антинаркотические силовики.
– Ну, этого мы точно знать не можем. Да нам это и ни к чему. У нас своя борьба. У Гитлера была своя борьба – «Mein Kampf», у нас – своя борьба. Мы боремся по-своему, по-русски.
– Есть и ещё хорошо известный вам человек, у которого своя борьба. Вольная. Это Бувайсар Сайтиев, один из ваших приятелей.
– Бувайсар – выдающийся спортсмен. Таких людей очень мало. Он очень интеллектуальный парень, прекрасен в общении, очень уважаемый человек. И вообще – молодец, таких единицы.
– Вы ведь слышали, что он решил вернуться в спорт? Убедили-таки его готовиться и к лондонской Олимпиаде-2012.
– Если он решил так, почему нет? Потенциал у него огромен, мастерства не занимать. Он академик в своём виде спорта. Но всё-таки и возраст тоже даёт о себе знать. И молодёжи очень много талантливой. Придётся ему попотеть.
– А вот ещё одно громкое имя – Алла Пугачёва.
– Алла Борисовна.
– Встречались вы с Аллой Борисовной и на «Рождественских встречах», и…
– Мы общаемся, дружим. Она замечательная женщина. Великая артистка. Что о ней можно говорить? О ней можно много чего говорить!
– В основном хорошее?
– Только хорошее. Не «в основном», а только хорошее!
– А Ирина Аллегрова? В сравнении с Пугачёвой существенные различия есть?
– Конечно. Две разные женщины. Два разных стиля. Две разные жизни. Две эпохи.
– Вы когда с Аллегровой дуэтом пели, никакой соревновательности между собой не ощущали?
– Мы с ней впервые дуэтом пели, когда Лепс ещё не был Лепсом. Давным-давно! У нас был первый дуэт «Ангел завтрашнего дня», этой песне уже лет 10. Нормально спели, нормально покайфовали. А насчёт песни «Я тебе не верю» предложил я Виктору Дробышу идею – что можно спеть её именно с Ириной Александровной, которая исключительно точно донесёт суть произведения. Что, в общем-то, и произошло.
– «Чистые пруды» вы исполняли. Вообще, это как бы песня Талькова.
– Песня эта Давида Тухманова, его музыка. А слова – не уверен чьи. Чаще всех называют Л. Фадеева.
– Зато первым её исполнителем был красноярец Олег Бархатов.
– Я не знаю о таком певце.
– Он тоже трагически погиб.
– А где это случилось?
– Да в Красноярске. Какая-то тёмная история с его женой и тёщей. Что-то типа убийства боксёра Артуро Гатти. Найден мёртвым, то ли жена его убила, то ли из-за неё.
– Нет, я не был там! (Крестится. – Прим. И.Р.)
– Что можете сказать о российском телевидении?
– Очень много каналов. Что ещё тут скажешь…
– Любимые есть?
– «Культура», «Disсovery», «Спорт». Это мне интересно.
– По «Спорту» что смотрите?
– Всё смотрю: футбол, хоккей, бокс. Я много лет в детстве занимался футболом, даже собирался поступать в школу-интернат «Динамо» (Киев). Была такая знаменитая школа. Тогда Валерий Лобановский ещё игроком, по-моему, был.
– «Динамо» (Киев) – бренд номер один…
– Но я тогда ещё ребёнком был, 15 лет не исполнилось. Были ребята, которые и получше меня играли. Кстати, они потом даже за основной состав «Динамо» (Киев) выступали, сочинские ребята, с кем я занимался в детско-юношеской школе. Валера Черников был такой, я несколько раз видел его по телевизору, когда он играл уже за основной состав «Динамо» (Киев). Правда, недолго. Но ведь играл же!
– А из мира музыки кто-то есть, кто интересен вам как приятель?
– У меня мало друзей в музыке. Валера Меладзе блестящий. С Сосо Павлиашвили в очень хороших, дружеских, братских отношениях я пребываю. Ирина Александровна, само собой, мы с ней видимся, общаемся, и всегда она по-доброму ко мне относится, как и я к ней. Алла Борисовна Пугачёва, Иосиф Кобзон. Имена! Люди-глыбы! Я со всем уважением к этим людям отношусь и готов поклониться до самой земли, потому что это великие артисты. По-настоящему великие.
– Сейчас на телевидении ведущие артисты поделены между первым и вторым каналом. Знаете об этом?
– Такие слухи ходят. Но я не думаю, что практикуются какие-то серьёзные разграничения. Наверное, есть предпочтительные имена для того или иного канала. Лично для меня нет никакой разницы. У нас же очень много замечательных певцов и певиц, на всех должно хватить и каналов, и денег, и рейтингов. Лариса Долина – великолепные голосовые и артистические данные. Кристина Орбакайте – блестящая певица. Валерия – великолепная! Имена! Молодые есть девочки и мальчики такие, что я могу только позавидовать тому, как они себя преподносят, как они поют. Я-то уже достаточно давно этим занимаюсь, а среди молодёжи есть такие хлопцы классные, что за будущее нашей эстрады я, в общем-то, спокоен.
– Вы не раз говорили, что не интересуетесь политикой. Но зато многие политики с вами знакомы. Есть ли среди них какой-то особенный человек?
– Владимир Владимирович Путин. (Улыбается.) Встречался с ним несколько раз.
– Он говорил: «Здравствуйте, Григорий»…
– Да, он так и говорил. Я в ответ: «Здравствуйте, господин президент». Мы не то чтобы встречались... Я пел, естественно. А Владимир Владимирович слушал. Со своими друзьями, с окружением.
– И потом что-то явно подарили они вам на память. Зажигалку-пистолет?
– Мне подарили икону. Она сейчас у меня дома.
– Как думаете, кто будет следующим президентом?
– Никто не знает, честно говоря.
– Кто-то считает, что Путин, кто-то – Медведев.
– Кто бы ни был президентом, главное, чтобы у него душа болела за Россию, за людей. Лишь бы это был честный и порядочный человек. А критерии людские все известны: честность, порядочность, доброта.
– Но в политике это не всегда работает.
– Как раз это всегда работает!
– Когда общество больно, нужно уметь и по живому резать. В России коррупция такая, что «добрым» быть среди всей этой гнили вряд ли уместно.
– Да у нас нет такой коррупции, как в Колумбии или в том же Таиланде.
– То есть мы не 205-е место занимаем, а
199-е? Е?
– Я даже так не думаю. Бывал я во многих странах мира, уровень жизни у нас, может, ниже по многим показателям, но в целом люди у нас очень хорошие, достойные, добрые, отзывчивые и порядочные. И сравнить какую-то страну с Россией у меня бы даже язык не повернулся. Россия – великая держава, она станет вообще самой великой в мире. Обязательно станет. И к ней ещё будут ходить на поклон.
– Как писал Некрасов, «жаль только – жить в эту пору прекрасную уж не придётся ни мне, ни тебе».
– Я думаю, Некрасов ошибался.
– А давайте тогда не Некрасовым, а Григорием Лепсом закончим беседу. Афоризмом. Или, ещё круче, чем-то матерщинным!
– В смысле?
– Ну, вы ведь материтесь в быту?
– Обязательно.
– Содержательно? Или что-то типа вводных слов?
– По всякому случается. Ситуации ведь разные. Бывает так и эдак. И эдак и так – тоже!
– Вы вообще ведь весёлый человек?
– В общем и целом – да. И весь из себя положительный.
– Тогда про чтение ещё спрошу.
– Любимый писатель у меня – Фёдор Достоевский.
– Но у него ведь тяжёлый стиль.
– Ну, это как сказать. Это кому как.
– Да и персонажи у него во многом неестественны. Театральны, что ли…
– Он был очень тонким психологом. Выдающимся человеком среди даже множества наших писателей. Хотя в русской литературе очень много громких имён: Толстой, Некрасов тот же, Пушкин, Лермонтов.
– А из второй половины ХХ века?
– Аксёнов. Блестящий автор.
– Лимонова читали?
– Нет, не читал. Редко сейчас это получается – почитать. В основном в машине, в московских пробках. Из журналов предпочитаю такие познавательные, как «GЕО» и «Вокруг света». Нет-нет и простую литературу приходится читать, чтобы разгрузить мозги. Вплоть до «Робинзона Крузо». Можно ведь и «Робинзона» перечитать просто так. Книжка детская, в общем-то, но блестящее живое произведение, актуальное и интересное до сих пор.
– Так как всё-таки насчёт поговорки оптимиста?
– Живу я хорошо. Грех жаловаться. Дай Бог, чтоб и дальше жил я не хуже. Только человек – такое животное, которое всё время хочет жить лучше и лучше. Это, в принципе, нормальное явление. Но нужно себя и ограничивать в каких-то вещах. Всё время необходимо идти вперёд, нельзя останавливаться. Я всегда пытаюсь сделать что-то новое. Наверное, плохо получается, но не мне об этом судить. Есть для этого музыкальные критики. Но уровень и степень популярности того или иного артиста определяют именно простые люди. Это ясно видно на концертах.
– Экзюпери писал: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Впрочем, я не о зрителях. У вас ведь, как показывают звёзды, маленькая симпатичная обонятельно-обаятельная собачка имеется?
– А-а-а!! Есть, да!
– Она вас узнаёт?
– Ну, за кого вы меня принимаете?
– Но вы же долго ездите. Как Одиссей почти.
– Всё равно узнаёт. Обязательно. И хвостом помахивает: «Так приятно вас видеть, Хозяин!»