«Конкурент» беседует с известным американским блюзменом. Говорят, блюз нельзя играть во фраке и в бабочке, если только вы не старый негр, который провел во всём этом не одну ночь. Чернокожий блюзмен из Чикаго со звучным итальянским именем Лоренцо и простой английской фамилией Томпсон совсем не похож на такого негра. Вообще, в повседневном общении он, скорее, напоминает того, кем и является большую часть времени, – скромного служащего чикагского аэропорта. Но время от времени в артистичных жестах Лоренцо, его задушевном голосе и мягкой улыбке проскальзывает что-то, что не даёт забыть о любви и уважении, которыми окружено имя этого исполнителя в мире традиционного блюза. Широко известный среди почитателей данного стиля, мистер Томпсон, завсегдатай всех крупнейших блюзовых фестивалей Америки, поражает открытостью души, универсальностью мышления и совершенно потрясающей вдохновенностью, которая искрится в его глазах, даже когда на них наворачиваются слёзы при воспоминании о смерти матери. Сложно передать на бумаге всю гамму чувств и эмоций, которые передает Лоренцо Томпсон в простой беседе о погоде, жизни, экономических потрясениях и, разумеется, о блюзе. О том, чем этот человек живёт и дышит. – Мистер Томпсон, на прошлой неделе мы общались с Дэном Маккаферти из Nazareth, он вышел с бокалом виски и начал уверять нас в том, что шотландцы не пьют спиртного в принципе. У вас в руке пиво, как я вижу. – Да, и я тоже не пью спиртного в принципе. (Смеётся.) – Выпьем за это. Вы сейчас в российском туре, а раньше, в молодые годы, представлялось ли вам такое возможным? – Ничего подобного, никогда в жизни я и помыслить не мог о том, что однажды придёт день, и я окажусь в России. Тем более в туре по России. Мне всегда хотелось петь, хотелось путешествовать по миру, ну, ты понимаешь, такого рода вещи всегда меня привлекали. Но, признаться честно, почему-то Россия не казалась мне местом, где люди смогут принять и понять тот тип музыки, которым я занимаюсь. Я рассуждал примерно так: в Европе с этим нет проблем, в Южной Америке тоже, и так далее... А вот Россия и русские люди казались мне чем-то бесконечно далёким от простого американского блюзмена. Далёким во всех смыслах. А они оказались гораздо, гораздо ближе, чем я когда-либо себе представлял. И у меня нет слов, чтобы выразить, как я от этого счастлив. – А какие ещё места в Сибири вам удалось посетить в ходе этого тура? – Ну, мы только начали. Вчера мы играли в… эээ… Но-во-си-бир-ске... – Гораздо проще было там сыграть, чем выговорить название, верно? – Точно. (Смеётся.) Сыграли в двух разных местах там, а потом сели в поезд и приехали прямо сюда. Стало быть, сегодня у нас всего лишь третье шоу. Так что мы только начинаем, надеемся увидеть еще много интересных мест и людей. – А как далеко на восток ваша команда планирует забраться? – Ммм... Эти ваши названия... (Смеётся.) Слушай, я особо об этом не думаю, у нас есть концертный план, и там всё написано, уехали оттуда – приехали сюда. Мне сказали: хочешь прокатиться в российский тур, поиграть в Сибири? И я ответил: «Дааа!» У меня сразу загорелись глаза. Я сказал: «Дайте мне эту Сибирь, я хочу её увидеть!!!» А они говорят: «Ну смотри, там холодно вообще-то». Ну, я и набрал кучу тёплых шмоток. Шерстяную маску взял, наушники меховые, – в общем, упаковался сверху и донизу. Приезжаю сюда – а тут у вас просто прекрасная погода. Великолепная! – Очень необычно для данного времени года, между прочим. – Ну, вот так мне повезло. У меня и боты зимние с собой, и шуба, я всесторонне приготовился к лютому морозу. И что же? Да ничего! Погода райская, люди по улице ходят, дети на лошадках катаются. – Специально к вашему приезду устроили. А как вам фонтаны внизу, на площади? – Они прекрасны, просто прекрасны! Мне и сейчас хочется пойти туда и смотреть на них. Великолепное освещение, эти штуки, которые стреляют водой в воздух... Много людей, которые, по всему видно, отлично проводят время. С удовольствием пошел бы туда и потусовался с ними. – Ну, многие из них, наоборот, придут сегодня к вам. Они сегодня там потому, что вы здесь. Только сейчас разговаривал с людьми, которые ждут не дождутся вашего шоу. – Правда? Что ж, и мы ждём их. – А что вы им предложите этим вечером? Что вы планируете им дать? – Когда я исполняю песни со сцены, я делаю это сердцем. Выражаю себя, свою душу, и вот это самовыражение – это то, что я стараюсь давать своим слушателям. Когда я пою, мне хочется, чтобы вы чувствовали то, что в это время чувствую я. Я не вижу ничего интересного в демонстрации техники. Эмоции в исполнении – вот что является для меня главным. Если я своим пением доношу до вас те чувства, что испытываю сам – моя работа сделана. Понимаешь, о чем я? – Думаю, да. – Исполняя песню, я стараюсь жить в ней, не просто петь. Вот послушай слова – я пою песню Stand By Me («Встань рядом со мной»). Я хочу, чтобы девушка услышала меня, подошла и встала рядом со мной. Я прошу её, умоляю, говорю: ну давай, пожалуйста, встань рядом со мной. Я вкладываю в это все свои эмоции, делаю всё, чтобы женщины в зале подумали: «Ух ты, а ведь мне действительно хочется встать рядом с ним!» Это вопрос эмоций, мне не раз говорили, что я очень эмоциональный певец. Думаю, это пошло от госпелов, я пел госпелы в церкви. Вместе с мамой, бабушкой, тетей – мы все пели в церковном хоре. Там было огромное количество эмоций, и, думаю, всё, что я делаю, – это привношу те эмоции в музыку, которой я занят сейчас. – Как вы считаете, Лоренцо, может ли человек слышать блюз, но не чувствовать его, любить блюз, но не до конца его понимать? Можно ли воспринимать эту музыку частично или блюз бывает только целым, весь и сразу? – Я думаю, блюз можно воспринимать по-разному. Фактически каждый делает это по-своему. Только вчера я разговаривал с несколькими молодыми ребятами, и они пребывали в восторге от моего выступления. Они говорили: «Эй, мы почувствовали то, что ты делаешь! Твоя музыка пробрала нас до глубины души!» И всё, этого мне достаточно, чтобы считать, что я проделал отличную работу. Я не знаю, всё ли они поняли, не знаю, насколько им понятны слова песен, но это и не важно, если у них появилось чувство. Чувствуешь музыку – отлично, так держать! Поэтому когда у меня спрашивают совета молодые певцы, музыканты, я говорю им: «Не надо слишком заморачиваться техникой». Отдайтесь музыке, нащупайте в себе чувство музыки и позвольте ему течь сквозь вас свободно и непринужденно. – Вы приехали сюда не в одиночку, с вами группа. Кто эти ребята? – Это мои друзья из Аргентины. Самое интересное то, что встретились мы уже здесь, в России. Из Америки я прилетел один. – Это действительно интересно. Наверное, музыканты из Аргентины должны привносить в вашу музыку латиноамериканский привкус. – Ты знаешь, они играют точно так же, как американские музыканты играют в Чикаго, дома. Играют точно так же, точно так же чувствуют, и поэтому мне очень комфортно с ними. Такое чувство, что это именно МОЯ группа. С этими парнями за спиной мне не о чем беспокоиться. Я могу полностью расслабиться и делать свое дело, поскольку они врубаются в музыку на все сто процентов. Знают музыку, чувствуют её и понимают. Мне очень легко работать с ними, я чувствую себя расслабленным и беззаботным, просто ловлю кайф. – Значит, репетиции отняли не слишком много сил и времени? – (Удивленно.) Да мы вообще не репетировали! Ни разу, ни единой репетиции. Включились и стали играть – вот и всё. – И всё сразу сложилось? – Абсолютно. Всё получилось, всё сложилось. (По слогам.) Спон-тан-но. – Вот такой глупый вопрос. Что такое музыка для вас? Труд или отдых? Работа или хобби? – Ну, на данный момент это определённо хобби. У меня есть работа. А это вроде как подработка. Любимая подработка. Я работаю в аэропорту Чикаго, а в свободное время занимаюсь музыкой. Когда вый- ду на пенсию, смогу посвятить музыке и путешествиям всё своё время. – А на основной работе не было проблем с тем, чтобы уехать так далеко и так надолго? – Есть способы решить эту проблему. Всегда можно подмениться. У меня, к примеру, выходной в субботу и воскресенье, у тебя – в понедельник и вторник, у неё – в среду и четверг. Остается обойти всех и спросить – поработаешь за меня? Вот и всё, можно отправляться куда заблагорассудится. Так что с этим на самом деле проблем нет. – То есть у вас в коллективе очень хорошие отношения, если все с такой радостью готовы друг друга подменять? – Они же не бесплатно это делают, им за это платят деньги. Полная оплата за восьмичасовой рабочий день – люди просто друг друга отталкивают: «Я за тебя поработаю! Нет, давай лучше я!» Если надо на неделю отпроситься, они как стервятники налетают. (Смеётся.) – И не бывает такого, чтобы кто-то сказал: «Да подавитесь вы этими деньгами, не буду я работать за этого парня, не нравится он мне»? – Нет, никогда не бывает. Я уезжаю на две недели, звоню коллегам, а они мне: «Слушай, ты не торопись возвращаться, окей? Можешь ещё там потусоваться, без проблем». (Смеётся.) Для них это лишние деньги, только и всего. – А бывало когда-нибудь, чтобы вы уставали от занятий музыкой? Так, чтобы не было сил петь и хотелось сделать творческий перерыв? – (Задумчиво.) Нет... Пожалуй, нет... Ну, может быть, однажды, когда умерла моя мать. Какое-то время после этого мне просто не хватало духа на то, чтобы выходить на публику, исполнять песни на сцене. У меня тогда был концерт в Аргентине, и я просто расплакался перед публикой во время What A Wonderful World Луи Армстронга. Я пел эту песню, думал о матери и в итоге просто заплакал, прямо перед всеми этими людьми. Но ничего нельзя было поделать, шоу было запланировано, его нельзя было отменить. После этого я взял небольшой перерыв, отменив все концерты в Штатах. Я знаю, что сказала бы мне мама. «Продолжай делать то, что делаешь. Будь счастлив, наслаждайся жизнью и иди своим путем». Так что я отдыхал недолго, всего два или три месяца. Просто расслаблялся. А потом снова вернулся на сцену. – Вам нравится, как женщины исполняют блюз? – О да! Они полны души, прекрасные женщины, поющие блюз... Очень, очень нравится. – А может женщина сделать в блюзе что-то, чего не может сделать мужчина? – (Смеётся.) Ну, когда поют женщины – они обращаются к мужчинам. Когда пою я – я обращаюсь к женщинам. Женщины мотивируют мужчин и наоборот. Хочется, конечно, чтобы мужики тоже были счастливы, но в первую очередь я пою, конечно, для женщин. Так что разница тут очевидна – что могут одни и чего не могут другие. Слава богу, на свете есть множество прекрасных блюзовых певиц. – Кто сейчас в плейлисте вашего плеера? – В моем Blackberry? О, самые разные исполнители, их очень много... Но мои любимые – это Muddy Waters и Howlin’ Wolf. Эти двое всегда вдохновляли меня, как никто другой. Они оказали на меня наибольшее влияние, когда я начал чувствовать музыку. Я начинал с ритм-энд-блюза, The Temptations и им подобных. Мы сделали несколько шоу в клубах, и владельцы начали говорить: «Нет, нет, это не то, что нам нужно. Мы хотим блюза». Окей, пусть будет блюз. На самом деле блюз у меня в крови, я из Миссисипи, родины этого течения. Но я никогда до того серьёзно им не увлекался, а когда начал его изучать, впечатление было сногсшибательным: «О Боже! Это колоссально! Мне он нравится, я его чувствую!» Я наконец-то нашел свой дом, и это был блюз. Так что теперь я только рад тому, что владельцы клубов однажды сказали мне: «Не надо больше никакого r’n’b, играй блюз». И я стал петь блюз. Perfecto. – Не знаю, что именно, но что-то в вас напоминает мне о Большом Билле Брунзи. Внешность, голос? Сложно сказать... – (Смеётся.) Ага, уловил вибрации, да? Окей, окей, нет проблем. – Хорошо, с вашего разрешения перей-дем к профилю нашего издания. Следите ли вы за новостями мировой политики и экономики? – Определённо. Я должен быть в курсе того, что происходит в мире, постоянно читаю газеты, смотрю телевизор, стараюсь быть в курсе экономической и политической ситуации. Конечно, многое из газет и телевизора просто бесит. Я чувствую настоящую ненависть ко всем этим вещам – войны, резня, терроризм, всё такое. Не думаю, что мир во всём мире действительно возможен, но как бы мне этого хотелось... Здорово, что музыка интернациональна, прекрасно то, как она объединяет людей, собирает их вместе. Никогда не думал, что окажусь в России и буду петь для прекрасных счастливых людей. Они рады видеть меня, и это трогает до глубины души. Возвращаясь к вопросу: я, конечно, не слишком увлекаюсь политикой, но чувствую потребность постоянно быть в курсе того, что происходит на планете. – В какой степени вам довелось прочувствовать на себе то, что называют мировым экономическим кризисом? – Довелось по полной программе и мне, и всем, кто меня окружает. Жизнь в одночасье превратилась в борьбу за выживание. Были люди, которые считали себя средним классом, и вдруг стали непонятно кем. Кризис практически расправился со средним классом, смёл его с лица земли. Лихорадка в обществе, протестные настроения. Несмотря на то что у меня была работа, каждый день приходилось с тревогой размышлять над тем, где бы заработать лишний доллар. Слава богу, я могу подзаработать в турах, но кризис – это плохо для всех, и для меня в том числе. Так что прочувствовал всё как есть на своей шкуре. – А какими ожиданиями живут американцы сейчас? Существует ли в обществе страх новой волны кризиса? – За себя могу сказать вот что: молюсь и надеюсь на лучшее. На самом деле это всё, что может сделать большинство из нас. Не так уж много вещей находится у нас под контролем. Всё, что мы можем, это протестовать и голосовать. Главная наша сила – в праве голоса. – Вы голосовали за Обаму? – Да. – И как он себя проявил? Он лучше Буша-младшего? – Ну, для меня – да. Но тут ещё далеко не всё понятно. Вещи стали такими, какие они есть, после восьми лет политики Буша, поэтому я не ожидал никаких чудес от Обамы. Не ожидал мгновенных изменений по мановению волшебной палочки или по щелчку пальцами. Для меня очевидно, что должно пройти время, но вокруг полно недовольных людей, которые ворчат: «Где перемены, почему мы не видим перемен? Прошло целых два года, а ничего не меняется!» Они забывают о том, что на то, чтобы всё смешать и уничтожить, ушло восемь лет. – Но пока Обама ничем не разочаровал вас лично? – Нет, ничем. Хотя бы потому, что сейчас действительно ещё рано о чём-то говорить. Ломать всегда проще, ремонт требует серьёзного времени. Обама не волшебник, и я это прекрасно понимаю. Будущее покажет, что он может на самом деле. – В каких странах Европы вам довелось побывать? – Я был в Германии, в голландском Амстердаме, в австрийских Вене и Зальцбурге, в Будапеште, в Лондоне, в Праге... Вот во Франции ещё не был, хотя очень хочется её посетить. Очень. – В чём проблема? Есть планы насчёт Парижа? – Пригласят – тут же приеду. – Что вы думаете о благотворительности? Может быть, участвуете в работе каких-то фондов? – Я за любой вид благотворительности, за всех, кто нуждается в помощи. Участвую, насколько могу. Знаете, любая мелочь всё равно может сделать чью-то жизнь лучше. Это как, например, с волонтёрами, которые собирают в самолетах пожертвования для ЮНИСЕФ. Они говорят, что на четвертак можно купить воду для того, у кого её нет, на пятьдесят центов можно купить еду для голодающего, и так далее. Всегда жертвую им деньги и надеюсь, что в итоге они попадают туда, куда предназначены. – Часто людям искусства бывает тесно в рамках одного амплуа. Музыканты начинают писать картины, художники снимают фильмы, киноактеры создают рок-группы. А у вас есть какие-то артистические хобби, помимо музыки конечно? – Скажем так, у меня есть музыкальное хобби помимо пения. Я пишу песни. У меня есть соавтор, которого зовут Майкл Джексон, прямо как того Майкла Джексона (Смеётся), с ним мы и сочиняем собственные композиции. Кстати говоря, в этом году выходит первый альбом с нашими собственными песнями. Иногда я сочиняю стихи. Пытаюсь создать вещи, которые будут работать без музыки. Пишу стихи для себя и для друзей, так, чтобы можно было сказать: «Послушай, это для тебя, крошка!» И начать: «Та-та-та...» (Смеётся.) – Мистер Томпсон, вы прекрасный человек, и я очень рад нашему знакомству. Не будет ли с моей стороны великой наглостью попросить вас спеть для истории и вот этого диктофона буквально пару строчек? Из Армстронга, например. – (Смеётся.) Давай лучше я тебе спою кое-что из Джонсона. Под аккомпанемент ударов по столу и щелчков пальцами (участвует весь сопровождающий бэнд и ваш покорный слуга) Лоренцо Томпсон запевает старый блюз легендарного гитариста Роберта Джонсона Come On In My Kitchen. Ты лучше вернись на мою кухню, Ведь снаружи собирается дождь. Лучше вернись ко мне на кухню, Снаружи, похоже, собирается дождь. Увёл у друга любимую, А он украл её обратно – дуракам везёт. Лучше вернись ко мне на кухню, милая, Ведь скоро пойдет дождь... |