«Конкурент» беседует с народной артисткой России, ведущей актрисой Государственного академического Малого театра.

Кто такая Людмила Полякова? Фамилия, пожалуй, мало что скажет обычному зрителю, но если вдруг увидишь ее на экране, сразу понимаешь: точно, это же она! Часто бывает, что созданные образы говорят красноречивее, чем фамилия, и в случае с Поляковой это действительно так. Среди наиболее известных фильмов с её участием – «Секретарь парткома», «Восхождение», «Агония», «Прощание с Матёрой», «Хозяйка детского дома», «Комиссар», «Встретимся в метро», «Вас ожидает гражданка Никанорова», «Сукины дети», «Бумер», «Каникулы строгого режима». На счету Людмилы Петровны работы в таких сериалах, как «Михайло Ломоносов», «Самозванцы», «За кулисами», «Замыслил я побег», «Доктор Живаго», «Казус Кукоцкого», «Пилот международных авиалиний». Всего в копилке актрисы более 50 ролей в кино и на телевидении. С 1990 года Людмила Петровна служит в Малом театре. На прославленной сцене актриса сыграла много крупных ролей классического репертуара, среди них Мавра («Дикарка» А.Н. Островского), госпожа Простакова («Недоросль» Д.И. Фонвизина), Москалёва («Дядюшкин сон» Ф.М. Достоевского), царица Марфа («Царь Борис» А.К. Толстого), Аграфена Кондратьевна («Свои люди – сочтёмся!» А.Н. Островского), княгиня Тугоуховская («Горе от ума» А.С. Грибоедова). Полякова одинаково успешно играет роли и современного, и классического репертуара. За грубоватой внешностью её героинь часто скрывается тонкая, ранимая душа. Особенно актрисе удаются женщины сильные и властные. Награждена орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени.

– Людмила Петровна, прежде всего хочу поблагодарить вас за то, что вы делаете. Накануне я посмотрела спектакль «Волки и овцы». Сказать, что была в восторге, – ничего не сказать. Поразило даже то, с какой лёгкостью вы вышли из ситуации, когда у вас чепчик упал с головы, что не прописано в сценарии.
– Я обожаю, когда на сцене происходит что-то незапланированное. Артисты должны уметь выходить из таких ситуаций. Всякое случается. Бывают оговорки смешные. Артист Евгений Павлович Леонов получал огромное удовольствие от того, что смешил меня на сцене, причём в тех местах, где смех не запланирован. И нужно уметь правильно реагировать на такие повороты. Есть артисты, которые приходят в ужас, впадают в ступор, когда партнёр по сцене просто меняет интонацию, не говоря уже о том, что слова переставляет. Импровизация – это признак живого существования. Ведь в жизни всё может произойти, извините, и резинка от трусов лопнуть.
– Смеяться, наверное, проще, чем плакать по сценарию?
– Я знаю одну артистку, которой в сцене нужно было плакать. Её спрашивают: «Вам принести глицерин закапать, чтобы слёзы вызвать?» На что она ответила: «Не нужно, у меня всё натуральное. Лук принесите». (Смеётся.) Иногда бывает так, что ситуация, которую разыгрываешь, настолько трогает, что слёзы сами выступают. Или выстраиваешь ассоциативный ряд, вспоминаешь какие-то тяжёлые моменты из своей жизни. Сегодня мы были в музее декабристов. Я почти всю экскурсию проревела. Представила это блестящее поколение, вот я даже сейчас говорю – и вся мурашками покрываюсь. Я представляла эти суровые зимы, вот они собираются у керосиновых ламп, читают письма, растоплены камины… Ссылка. За что? Это же был такой благородный поступок. И ничего ведь особенного они не хотели, хотели конституции. Как и сейчас многие наши сограждане выходят и говорят: мы ничего не хотим, соблюдайте законы. Чем сильна Европа? Тем, что соблюдаются законы. Там закон один для всех, что для чиновников, что для сборщиков мусора. Это самая главная основа нормального общества. И наша страна будет развиваться тогда, когда закон будет равен для всех. Возвращаясь к теме декабристов, добавлю, что меня берут за душу такие благородные и, как правило, бессмысленные поступки.
– Вы живёте в центре Москвы. Наверное, хорошо помните 1991 год, развал Союза?
– О да! Я тогда как ошалелая бегала по улицам, подходила к БТР и говорила: «Ребята, что вы делаете? Вы понимаете, что вы творите?» Хотя мы сами толком не понимали, что происходит в Москве. Но это был момент всеобщей одухотворённости. Я видела лица людей, которые стояли у Белого дома. Я видела, что люди действительно верили в то, что вот именно сейчас начнётся какая-то другая жизнь. Сейчас я просто сочувствую всяким безумным идеям, но в силу возраста на площадь уже не выхожу. (Смеётся.)
– Я очень удивилась, когда узнала, что несколько лет назад вы отметили 70-летний юбилей. Вы прекрасно выглядите.
– Спасибо. А мне уже скоро 73. Я берегу себя, живу по своим правилам. Кант сказал: «Меня потрясает звёздное небо над головой и нравственный закон внутри меня». Можно сказать, это мой девиз. Обожаю вечерами, особенно в конце августа, когда уже холодно, смотреть на потрясающей ясности небо. Приходит понимание бесконечности жизни, пространства, времени. Я поняла, что мы не конечная величина, после нас ещё что-то будет. А ещё к своему возрасту я поняла, что не надо отвлекаться. У меня есть профессия, которую я обожаю, и кроме неё мне ничего не нужно. Мне повезло, что судьба вела меня и в конце концов привела на сцену. Это моё место.
– В Интернете пишут, что вы случайно стали актрисой.
– Да, именно так. Я поступила в Щепкинское училище в 21 год, в это время уже все заканчивают. До этого я хотела быть кем угодно. Была мечта стать переводчиком, учила французский язык. Была влюблена в короля Генриха четвёртого, он был героем моей юности. Когда я впервые оказалась в Париже, подошла к его памятнику и сказала: «Генрих, я так тебя люблю». (Смеётся.) Спустя очень много лет я оказалась в Наварре, была на развалинах родового замка Генриха, по дороге купила колечко, там окунула его в пруд рядом с замком и говорила мысленно Генриху, что мы с ним обручились. (Смеётся.) Вот так я продолжила свою юношескую игру. А в молодости я работала на Неглинной улице стенографисткой, мы с девчонками заходили в магазинчик пить кофе, тогда там появилась первая кофе-машина. По дороге на работу увидела объявление, что идёт набор на вечернее отделение. Тогда в театральных вузах не было вечернего обучения. И я вдруг решила попробовать. Я зашла, что-то прочитала приёмной комиссии. И мне сразу предложили учиться не на вечернем, а на дневном. А я, представьте себе, отказывалась, так как меня некому было кормить, нужно было работать. Но и тут мне помогли, нашли подходящую работу, чтобы я могла совмещать обучение. Вот так появилось Щепкинское, и больше с этого пути я уже не сходила. Спустя два месяца после того, как я там проучилась, я поняла, что больше никуда не хочу – это моё место.
– Вы и в Малый театр не сразу попали. После училища – Театр на Малой Бронной. Через год – Московский драматический имени Станиславского, затем Театр на Таганке, потом «Школа драматического искусства», и только в 1990 году – Малый.
– Я благодарю судьбу, что у меня сложилось всё именно так. Я была высокой и худой. И тогда мой мудрый педагог Виктор Коршунов, руководитель нашего курса, сказал: «Ты старайся сохранить в себе всё, потому что по-настоящему играть ты начнёшь после 50». Но, несмотря на это, я всё равно поиграла. Был такой режиссёр Анатолий Васильев, мы с ним проехали все европейские столицы со спектаклем «Серсо», а до этого мы выпустили потрясающий спектакль, первый вариант «Вассы Железновой». В Риме на наш спектакль приходили Федерико Феллини и Джульетта Мазина. Папа римский, тот ещё, Иоанн Павел, приглашал нас на аудиенцию, и после такого фантастического взлёта наш коллектив распался. Это такой закон жизни, и тут никто не виноват. Я тогда немного снималась в кино. Мы сидели в киностудии Горького, приличные были какие-то съёмки, по-моему, Достоевского снимали. Компания подобралась хорошая – Виктор Раков, Никита Михалков. Я подумала, ну и ладно, пока буду сниматься. В этот момент, как ангел хранитель, появился Юрий Мефодьевич Соломин, он на тот момент уже был художественным руководителем Малого театра. Кстати, я и в училище попала благодаря ему. Он был на моём прослушивании и комиссии сказал: «Такая девка! Её нужно быстрее на дневное брать». (Смеётся.) И вот второй раз он стал моим ангелом. Спросил меня, как я, что, где. Я сказала, что нигде, никак. Он удивился: «Как! Ты – и нигде?! И спрашивает: «А в Малый?» Я отвечаю: «Слабо». Я не знаю, как он это сделал, в то время ведь ещё существовали парткомы, месткомы и прочая хреновина. Но через два дня я уже работала в Малом театре. В общем, я не жалею, что побродила и пришла ко всему этому.
– Как складывалась ваша карьера в Малом?
– Моё восхождение в театре было фантастическим. Однажды одна из ведущих актрис уехала в срочную заграничную командировку. А у театра были назначены гастроли в Казахстане по личному приглашению Назарбаева. Мы везли спектакли «Вишнёвый сад» и «Дядюшкин сон». А актриса, которая играет главную роль, уехала. Меня срочно вызвали в театр и сказали: ты будешь играть «Дядюшкин сон». Я была в шоке. Говорю: «Да вы что! Я не могу. Это же трёхактная пьеса, там личного текста 75 страниц!» И режиссёр спектакля Виктор Иванов говорит: «Родной! (Есть у него такая смешная присказка.) Или ты сейчас занимаешь своё место, или всегда будешь играть эпизоды». У меня было всего пять дней. Когда мы были в Алма-Ате и я уже сыграла пять «Дядюшкиных снов», выяснилось, что в спектакле «Вишнёвый сад» заболела актриса, этот спектакль сняли. И мне пришлось 10 дней подряд играть «Дядюшкин сон». Потом я сказала, что больше мне в этой жизни ничего не страшно. (Смеётся.) На следующий год после этого мы выпустили «Волки и овцы», и уже 16-й сезон его играем. А потом понеслось – роль за ролью, и каждый раз это потрясающие работы. В текущем репертуаре у меня десять спектаклей.
– Вы так вдохновенно рассказываете о своём театре.
– А как иначе, это мой второй дом. Когда я только туда поступила, была согласна на что угодно, любые роли, лишь бы работать. Начало 90-х было ужасным временем для страны и людей, нечего было кушать. А у меня ребёнок на руках, мама больная. Я всегда говорю, что Малый театр – это государство в государстве. Тогда руководство театра наладило отношения с каким-то совхозом. Нам в мешочках привозили картошку, какие-то косточки, гречку, сахар. Лично меня и мою семью спас Малый театр. От этого я счастлива. К настоящему времени я поняла и осознала, что надо просветлять пространство вокруг себя. А что делать? Со страной же плохо, с народом, с культурой, – и по возможности надо делать мир вокруг лучше. В этом плане Малый театр на высоте, мы с достоинством выполняем свою миссию. Не позволяем себе пошлости, стараемся всё делать на уровне великой драматургии и авторов. Мы не позволим себе, извините, в «Ревизоре» голыми выпустить чиновников, чтобы показать, что у них зад прикрыть нечем. А некоторые режиссёры исхитряются, кто как может, и это считается как бы творческим поиском. Какой поиск? Юрий Мефодьевич всегда говорит: «Вы поймите автора. Неужели вы думаете, что Николай Васильевич Гоголь был глупее вас?» И мы стараемся дорасти до автора.
– Мы всё о театре да о театре. Но у вас ведь и фильмография богатая. Хотя и в кино вам достаются роли сильных, властных женщин.
– Я на самом деле внутри очень маленькая, нежная и пушистая. Что делать, если у меня такая фактура – рост 176 и вес 95 кг. Да, я такая – и что теперь? Поэтому мне и дают роли таких мощных женщин. Со временем я поняла, как управлять такими ролями: я добавляю в роль свою внутреннюю неиссякаемую нежность, и вот я уже не просто бой-баба, роль становится шире и объёмнее. Лишь однажды режиссёр разглядел во мне мой внутренний мир. Это был телевизионный фильм, совместный советско-финский проект, сериал «Молодая хозяйка Нискавуори». У фильма было два режиссёра – наш и финский. Параллельно с этим фильмом я у Васильева репетировала первый вариант «Вассы Железновой». Утром репетиция, а вечером нужно было бежать к этому финну. Пятьдесят раз повторяем мизансцену. Я на вытянутых руках влетаю в комнату и начинаю что-то говорить, а партнёрша должна спокойно закрыть за мной дверь на крючок и спокойно спросить: «Ну что ты хочешь?» И дальше продолжать сцену. На пятидесятый раз она уже в отупении, я в отупении. Я лечу на вытянутых руках в закрытую дверь. А она забыла крючок снять. И я мордой прислонилась к этой двери. А вечером идти на съёмку к финну… Прихожу на площадку, к лицу платок со снегом прижимаю. Через переводчика объясняю финну, что это производственная травма. А он внимательно смотрит и ничего не говорит. У меня внутри всё так – у-у-ууу… Думаю, ну всё, не дадут роль. (Я должна была играть служанку в доме молодой хозяйки.) Думаю, ну и ладно, нет и не надо. В это время режиссёр с нашей стороны говорит: «Мила, у тебя весь сценарий?» Я говорю: «Нет, у меня только моя часть». Он мне приносит весь сценарий, и на следующий день я играла не служанку, а главную роль. Позже выяснилось, что финский режиссёр, когда меня увидел, долго сетовал на наших, что меня ему раньше не показали.
– У вас есть любимые роли?
– Не знаю. «Хозяйка детского дома» – этот фильм я посвятила маме. Мне её безумно жалко. Она давно умерла. Всю жизнь она мечтала о любви и семье, и так у неё ничего и не получилось. У нас с ней были сложные отношения, мама не уделяла мне достаточно внимания. Уже совсем взрослой я поняла её и простила. Гениальный фильм «Восхождение». С ним связана мистическая история. Мы снимали его под Муромом в Дмитровской слободе. А я же родилась перед войной, и в эвакуации мы жили в этих местах. Где именно, я не помнила, позвонила маме – оказалось, что именно в Дмитровской слободе. Спустя тридцать лет я оказалась в том месте, где моя мать чуть не погибла, декорации выстроили рядом с этим местом. По сценарию я стояла с петлёй на шее, смотрела в овраг, в котором мама погибала, и проигрывала это внутри себя. С мамой вот какая история приключилась. Она ездила за Оку менять вещи на картошку, на обратном пути присела отдохнуть и задремала, её уже снегом запорошило, спасло чудо – на неё случайно наткнулись, а я в этот момент билась по окнам и кричала: «Где мамка?» Я вспоминаю «Прощание с Матёрой». Какая была трагедия, когда Лариса Шепитько погибла. (Лариса Шепитько – первый режиссёр фильма «Прощание с Матёрой», доснимал фильм Элем Климов. – А.И.). Фильм «Каникулы строгого режима» я посвятила Элему Климову. Потому что я помню и люблю его фильм «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Сергей Безруков написал сценарий сказки, фильм называется «Самая реальная сказка», я Бабу Ягу там играла. Тоже нравится мне эта картина. Скоро уже появится на широких экранах.
– А как вы относитесь к сериалам?
– В сериалах нужно играть. Нельзя отгораживаться, нужно мелькать на экране. Да это и не сериалы даже, это телевизионные фильмы. «Мыло» – это когда 1458 серий. А когда 8, 12 и даже 16 серий – это нормально. Помнишь всех героев и переплетения судеб. Сейчас я задействована в съёмках сериала «Жена генерала». Он о послевоенной русской деревне. Когда лошадей не было и бабы на себе пахали, но и любви хотелось, и нежности, и дети появлялись. Неплохой сценарий, очень трагичный сериал будет о судьбах русских женщин. Недавно по второму каналу прошёл сериал «Пилот международных авиалиний». Тоже достойная работа получилась.
– Каково работать на съёмочной площадке с молодыми актёрами, тем же Безруковым, Дюжевым?
– Я восхищена Серёжей Безруковым. У него потрясающая работоспособность, понимает, что за свою работу получает деньги, поэтому должен сделать её качественно, в срок, без выпендрёжей, алкоголя и прочего. Сейчас другое отношение молодых звёзд к работе, они очень серьёзные. Дюжев уже пытается режиссурой заниматься. Серёжа сценарий сказки написал и продюсером выступил. Так что я в восхищении. Общаться с ними очень легко, не чувствуется разница в возрасте. В театре с молодыми актёрами у меня тоже прекрасные отношения.
– Роль бабки Собачихи в фильме «Бумер», наверное, помнят все, кто смотрел эту картину. Как вы вообще попали в этот фильм?
– Это смешная история. У Малого театра появился небольшого роста крепенький пацан, который стал предлагать роль в «Бумере», это был режиссёр фильма Петя Буслов. Я несколько раз объясняла, что ужасно занята, я даже сама ему предложила список актрис, кто может это сделать. Он упёрся: нет, вы и всё. Приходил раза три. В общем, я не смогла отказать. По-моему, это его дипломная работа была. Мы снимали за копейки. За всё мне заплатили долларов триста. Там, правда, огромную сцену вырезали, где я шаманю над раненым. Снимали в жутких условиях, в полуразрушенной избушке, посредине печка-буржуйка, мы вокруг неё грелись. Ребята, гады, все курили, а я этого терпеть не могу. Просто ненавижу курящих. Вот так и работали. Я никогда этот фильм не забуду, поскольку с ним связана трагедия в Кармадонском ущелье. Практически вся съёмочная группа по завершении «Бумера» переходила к Бодрову-младшему. Они отправились выбирать натуру в Кармадоне – гримёры, костюмеры, постановщики, операторы… И больше не вернулись. Для них было престижно перейти к Бодрову-младшему, потому что он так ярко заявил о себе в то время. Вот такая история связана с «Бумером». Жалко мне очень ребят, я их всех помню, мы гоняли чаи, а я их гоняла за то, что они курят…
– Людмила Петровна, я понимаю, что вы много работаете. А редкие минуты отдыха как проводите?
– Стараюсь уезжать, и обязательно выбираю место, где я не была. Я люблю встречать свой день рождения в городе, в котором не была до этого. Обожаю русскую баню, могу целый день там провести. Люблю готовить. У меня взрослый сынок, живёт уже отдельно, я стараюсь устраивать совместные обеды или ужины. Люблю читать, но сейчас вечерами уже трудно, лучше днём. А больше всего я люблю состояние, которое я для себя называю «заниматься пустяками», то есть ничего не делать. Выращиваю цветы, но поскольку меня долго не было в Москве, много цветов погибло. Вот вернусь – буду новые высаживать. Раньше была дача, но я её продала, нет сил ей заниматься. Внуков пока нет. Но я сделала шаг для того, чтобы они были. Мы приобрели домик на море в Испании, правда, в ипотеку, ещё десять лет платить, – это для сына. Мне, как говорится, уже ничего не нужно. Я полюбила Барселону. Прекрасный город.
– И всё бы хорошо, но у вас не сложилось со второй половинкой, нет человека, к которому можно прийти после спектакля и упасть на плечо.
– Солнышко моё, перестаньте. В 30 лет хотела упасть, в 40 и даже в 50. Но в 70 лет желать упасть кому-то на плечо – это уже глупо. Я нахожусь в контакте с этим миром, мне он нравится. Мне нравится бродить по моим улицам, которые стали родными. Потому что с детства я живу в одном районе Москвы. Мне нравится после спектакля приходить, смотреть вниз на Трубную площадь, Рождественский монастырь, Сретенский монастырь. Смешно, конечно, но я ощущаю себя булгаковской Маргаритой. Мне кажется, что я парю над Москвой, и я довольна. Нет плеча – ну что делать, не сложилось, я, кстати, не сожалею и не переживаю. Я своей судьбой довольна. Мне нравится моя работа. Человек счастлив, когда он с радостью идёт на работу и с радостью возвращается домой. И у меня именно так, несмотря на то, что там нет этого плеча. В моём доме меня всё поддерживает. Там вещи, которые мне дороги, мои книги, богатая фильмотека… И всё хорошо.